– О!.. – уважительно промолвил дядя Петя, но остановился, увидел, что отец еще больше помрачнел.
– Что-то не очень… суп, – неуверенно проговорил отец. – Горчит…
– Не должен он горчить, – сказал дядя Петя и зачерпнул из котелка.
Отец со Славиком зачарованно уставились на него.
И дядя Петя несколько секунд сидел неподвижно. И он потянулся зачерпнуть второй раз. Восторга наблюдавшие не заметили. Но не заметили и большого огорчения.
– Надеюсь, ты не нарвал вместо сныти веха – цикуты.
– Да ты что…
Славику показалось, что отец даже подпрыгнул на пеньке.
– Да я знаю сныть, еще с бабушкой сколько раз собирали. Листья светлые, довольно большие… Не мог я ошибиться. – Отец зачерпнул из котла.
Славик из солидарности тоже сунулся с ложкой, но отец остановил его рукой.
– И ты не пробуй больше, – грубо сказал он дяде Пете. Хватит, что пару ложек съел. На мне проверим, что за трава тут варилась…
– Да ладно тебе, не волнуйся, – видно было, что дядя Петя огорчился не меньше отца.
Отец отодвинул от него котелок.
– Немножко, может быть, горчит, – стал рассуждать будто сам с собою дядя Петя. – Не распробовал толком. Это скорее всего от кореньев. Их разве в суп бросают? Хотя, почему бы и нет.
– А может грибы? – тревожно спросил Славик.
– Грибы нормальные, – в один голос ответили взрослые.
– Давайте посмотрим остатки травы, – предложил дядя Петя.
– Я все в костер бросил.
Отец взял котелок и пошел в ельник.
– Зря я ляпнул про цикуту, – со вздохом сказал Славику дядя Петя. – Перепугал всех.
– Так будет проще, – отец усмехался, держал в руке перевернутый котелок.
– Завтра сходим посмотрим, где ты траву рвал, – сказал дядя Петя. – Я тоже как будто неплохо сныть знаю. Все прояснится.
– Прояснится к утру, – отец повеселел. – Проснусь живым – значит, не ошибся.
У Славика дрожь пробежала по спине от такого юмора.
– Жив ты будешь, – усмехнулся дядя Петя. – Не верю, чтобы ты перепутал. Да и одним листиком не отравишься. И вообще яд у веха в корнях.
– Не скажи, корова корни не ест, от листиков подыхает.
Не нравились Славику такие разговоры.
– Дядя Петя, мы сегодня видели птичку с оранжевой грудкой…
Дядя Петя сразу определил зарянку.
– Знакомая птаха, – он улыбнулся ласково. – Друг грибников. Ее и видишь чаще всего, когда опята собираешь. Сидишь тихо в зарослях, в ельнике, опят стрижешь – обязательно прилетит полюбопытствовать. Вид у нее такой озабоченный. С сучка на сучок перепрыгнет, хвостиком стрельнет, головку набок склонит посмотреть, чем это в ее угодьях занимаются. Поет весной на зорях – потому и назвали зарянкой. И на груди у нее кусочек зари.
Внимательно выслушал дядя Петя и про дятла.
– А ты что, Сергей, не знал, что дятел кричит? Еще как умеет: громко, пронзительно, гикает, как разбойник. Разбойник и есть. Синичье гнездо распотрошить, птенцов проглотить – ему ничего не стоит. А весной побарабанить любит. И дерево помузыкальней умеет подыскать. Кстати, надо примету проверить. Если летом без причины барабанит – быть дождю.
Славик не слушал. Расстроился. Бойкий дятел, знакомый с малых лет по книжкам лесной доктор уничтожает беспомощных птенцов… Невозможно было представить такое.
Он ничего не сказал дяде Пете.
Отец снова хлопотал у костра, втыкал палочки с рыбой.
– Рыба не подведет, это не трава, не грибы, – он словно убеждал остальных. Не мог забыть вылитый суп. – Вон еще одна птица, – он глядел на другой берег озера.
– Где? – вскочил Славик.
– Поздно. Не увидишь. Утка в ситнике скрылась, – он показал в сторону густого островка камыша, растущего среди воды у юго-восточного берега.
Славик в бинокль стал рассматривать сплошную стенку камышовых зарослей. Ничего не увидел.
– Чего это ты камыш ситником назвал?
– В деревне всегда так называли. Очень правильное название. Сейчас покажу… – Он пошел к воде, где почему-то отдельно от всей многочисленной родни стояло несколько камышинок.
Отец ровно поперек разрезал своим изумительно острым ножом круглый темно-зеленый стебель. Ровный белый кружок среза, окаймленный зеленой ниткой внешней стенки, был весь усыпан крошечными дырочками.
– Чем не сито? – Отец стал нарезать короткие зеленые «бочонки» с белыми донышками. Славик собирал их в ладонь, сам не зная зачем они ему. Позднее бросил в воду и проследил, как легкая волна погнала необычную флотилию на середину озера.
– Я в детстве с помощью ситника плавать научился, – назидательно сказал отец.
– Как это? – недоверчиво, ожидая подвоха, спросил Славик.
– Рвали охапку камыша, кое-как перевязывали – вот тебе и поплавок. Хорошо поддерживает, когда только и умеешь ногами по воде колотить. Это теперь вам и круги надувные, и крокодилы, и лебеди. У нас такого не было. Зато и на дне не валялись куски резины, пленки и прочая дрянь.
– Понятно, – сказал Славик. – А почему тогда щуку назвали щукой, а березу березой? – он назвал первые попавшиеся слова.
– Не знаю, – отец отрицательно покачал головой. – Щука – она и в Африке щука. Дядя Петя знает.
Дядя Петя слушал их.
– Береза и белый, собственно, однокоренные слова. Так что белое дерево и назвали березой. А вот у щуки происхождение интереснее. Назвали ее так от слова щуплый. Посмотришь на нее: длинная, худая, щуплая – не то что толстый линь. А тощего человека называют щуплым потому, что у него ребра прощупываются.
Отец недоверчиво покачал головой. Дядя Петя заметил.
– Точно, точно, – посерьезнел он. – По версии ученых, конечно. Но они же изучают всерьез. Например, они не считают, что слова воробей или ворона произошли от слова вор. Ничего и близкого нет. Скорее всего, полагают лингвисты, карр… орр… ворр… созвучные слова. Оттого ворону по ее крику и назвали вороной.
– Вам, дядя Петя, в поле чудес играть, все слова отгадаете, – восхитился Славик.
– Что-то не слишком похоже, – усомнился отец.
– Так это же только самый корень слова, а потом его за тысячи лет, повторяя миллионы раз, так переврут, что и не узнаешь никогда, откуда оно взялось. Многих слов происхождение вообще неизвестно.
– А откуда вы все знаете? – удивление у Славика не проходило.
– Книг много читает дядя Петя, – назидательно сказал отец. – А на диване перед телевизором не валяется вовсе.
– Зато ты не прочь полежать, – выдал отца Славик.
Тот не смутился.
