Ладонь ее пахла лекарствами.
Лежа рядом со мной, она была Анастасией. Когда она ушла, я понял, что гэпэушника – убью. Мне стало легко, и я заснул.
Пятница [Гейгер]
Вчера со мной связались из Смольного. Сказали, что нас с Иннокентием приглашает к себе губернатор. Поскольку вопрос о квартире Иннокентия решался на уровне губернатора, я ответил, что попрошу Иннокентия приехать.
Я позвонил ему. Он не имел ничего против. И вообще отнесся к этому очень спокойно.
Сегодня мы приехали к двенадцати. Нам пришлось подождать, губернатор с кем-то встречался. Когда нас пригласили в комнату для приемов, там уже находились журналисты. Собеседников усадили на кресла у круглого стола.
Губернатор произнес по бумажке несколько фраз. Ни одной из них я не могу сейчас вспомнить – кроме последней. В ней говорилось, что Иннокентий как никто другой должен понимать разницу между демократией и диктатурой.
Иннокентий поблагодарил. Как я понимаю, большего не требовалось, но он решил ответить. Почему, собственно, нет?
Сказал Иннокентий, что удельный уровень зла примерно одинаков во все эпохи. Просто зло принимает разные формы. Иногда оно представлено анархией и преступностью, а иногда властью. Он, долгожитель, видел и то, и другое.
Губернатор подумал и спросил, как Иннокентий себя чувствует.
Ответ и здесь не был формальным. Гость рассказал губернатору об изменениях температуры и давления. Это было, конечно, неожиданно. Aber schön
[7]
.
Суббота [Иннокентий]
Вчера мне позвонили из какой-то партии и предложили в нее вступить. Я изобразил колебание. Мне объяснили, что это партия власти и что если я хочу чего-либо достичь… У меня есть Настя – чего большего я могу достичь? Я поблагодарил их и повесил трубку. Потом позвонил Гейгер с приглашением от губернатора. Я тут же согласился с ним поехать, а о партийном звонке говорить почему-то не стал. Потому, может быть, что он совпал с приглашением. Чего они от меня хотят? Рекламы? Им понравились мои ролики с овощами?
Сегодня, когда нас принимал губернатор, у меня была возможность рассмотреть его с близкого расстояния, представить себе, как выглядит власть. А выглядит, прямо скажу, обычно, ничего сверхъестественного: большие залысины, ухоженное и вместе с тем какое-то помятое лицо, пятна на коже. Я смотрел на губернатора и думал о том, что соседство его не доставляет мне волнения, как если бы его присутствие было телевизионным. Да, это точное сравнение: предмет наблюдения рядом и хорошо виден, но контакта с ним нет, он по ту сторону экрана.
А моя жизнь – по эту.
Воскресенье [Иннокентий]
Нет, все-таки напишу про кузена Севу. Севу на Кемском пересыльном пункте. Севу в кожанке, в фуражке с красной звездой.
Мы, з/к, стояли третий час в строю и ожидали начальника, который решит нашу судьбу. Точнее, судьбы, потому что даже здесь у каждого она была своя. Начальник появился, и им был Сева. Он шел в сопровождении нескольких чекистов. Не могу сказать, что, увидев его, очень уж удивился – разве что в первую секунду. В сущности, чего-то такого от него можно было ожидать. Он нашел ту большую силу, которую искал, и теперь действовал от ее имени.
Он заметил меня не сразу. Сначала сел за стол, налил себе воды из графина. Выпил. А потом поднял глаза и заметил. Мне показалось, что улыбнулся, но – только показалось. Не улыбка была – судорога. Сразу же опустил глаза в бумагу на столе. Почесав нос, начал ее зачитывать: фамилию и место распределения. Несмотря на наигранную строгость, голос его дрожал. С приближением к букве “П” стал срываться.
– Платонов!
В Севином взгляде страх и мольба. Он, несомненно, думает о том, что родство со мной его скомпрометирует. Что чекисты всё тут же донесут куда следует.
– Я! – отзываюсь.
Я и Сева, два авиатора. На море, еще более северном, чем тогда. Только теперь он – ведущий, все нити в его руках. Куда летим?
– До моего особого распоряжения оставаться на Поповом острове, – он перешел на хрип.
– Есть оставаться!
Смотрю в пол. Краска на досках облупилась – образовался верблюд, лежит себе на полу. Хорошо им, верблюдам, в теплых краях. Могут на все плевать. Даже не видя Севы, чувствую его облегчение: я не подал виду, что с ним знаком. Мне достало смекалки, чтобы понять, что пересыльный пункт – не лучшее место для узнаваний.
С этой минуты у меня появилась надежда, что он меня из лагеря вытащит. Или оставит, скажем, здесь на легкой работе. Я ожидал, что сегодня-завтра он меня как-то найдет или попросту вызовет. Для начала – чтобы подбодрить, а затем – кто знает? – и облегчить мою участь.
Ничего этого не случилось. Ни во встречах со мной, ни, тем более, в постоянном моем пребывании рядом Сева заинтересован не был. При своей мнительности он, я думаю, считал для себя это слишком опасным.
Особое Севино распоряжение появилось через двенадцать часов. Меня отправляли в 13-ю роту Соловецкого лагеря особого назначения. Это было одно из самых жестоких мест на Соловках. Ставил ли Сева своей целью меня уничтожить? Не знаю. Уверен лишь в том, что, подписывая свое распоряжение, он страдал. Может быть, вспоминал еще наш спор о локомотивах истории.
Вторник [Гейгер]
К губернатору не пригласили Настю. Эту претензию задним числом высказал мне Иннокентий.
Первоначально он ничего такого не говорил. Из этого следует, что претензия исходит от самой неприглашенной. Иннокентий попросил меня в таких случаях отдельно упоминать о Насте.
Она ходит бледная. Видно, что беременность ее протекает не так легко. Отсюда и нервы.
Кстати, о походе к губернатору. Пока мы его ждали, Иннокентий рассказал мне, что на днях дочитал книгу о героях космоса. Из многочисленных героев наибольшее впечатление на него странным образом произвели Белка и Стрелка. Он говорил о них взволнованно.
Вторник [Настя]
Платоша с Гейгером ходили к губернатору – меня никто не пригласил. Не то чтобы мне как-то особенно был нужен этот губер, мне он, в принципе, по барабану – просто жена приглашенного по этикету должна быть с ним. У Гейгера, небось, и мысли такой не возникло, а вот Иннокентий Петрович мог бы и сообразить. Сначала не говорила ему, что думаю на сей счет, а потом, когда любовью занимались, сказала. Он: ах, как же неловко всё получилось, я этого сразу не понял, мне это даже в голову не пришло.
Жаль, что не пришло. Всё, не хочется больше сегодня писать.
Четверг [Иннокентий]
Я изучил пути гэпэушного насильника. Не изучил даже – потому что как бы я мог следовать за тем, кто передвигался по лагерю свободно? – просто я работал поблизости от того места, где они пролегали: в ремонтной мастерской. Фамилия гэпэушника (это я узнал довольно быстро) была несложная – Панов. Что до его путей, то и они были незамысловаты: вели в стоявшую за мастерской баню для командного состава.
