Три часа спустя лейтенант Бюхнер доложил начальнику базы командору Химмергуту о том, что гарнизон на звуковые и световые сигналы не отвечает, в связи с чем им принято решение о высадке десантной группы. Еще через час последовал следующий доклад. Согласно ему, десантирование проведено успешно, но личный состав гарнизона не обнаружен. Следы боя или иного нештатного происшествия, равно как и стихийного бедствия, включая наводнение, отсутствуют. Материально-техническое состояние объекта «Омега-51» хорошее. Вся техника находится в рабочем состоянии.
По приказу командования, десантники оставили на острове засаду, а по возвращении на базу командир группы лично доложил командору Химмергуту о своих наблюдениях. Весьма странных… Поскольку, со слов унтер-офицера, внутри дота был выявлен почти идеальный порядок. Оружие, амуниция, личные вещи – буквально все находилось на своих местах. Как будто солдаты только что закончили приборку и вышли из бункера на общее построение для поверки, а вот обратно в дот уже не вернулись.
При этом ни снаружи, ни внутри бункера – вообще нигде не обнаружено ни малейших признаков борьбы. Тем более следов от пуль или пятен крови. А искали очень тщательно. Прощальной записки или пары слов, могущих хоть намеком пролить свет на эту тайну, тоже нет. Несмотря на то что один из стрелков вел личный дневник и последняя запись датирована вечером седьмого мая. А еще трое, видимо из отдыхающей смены, писали письма домой. Правда, письма не законченные и поэтому без дат. Дневник и письма прилагались к рапорту.
– Товарищ командир, – в люк сунулся капитан Гусман. – Я вот что имею…
– Отставить, – остановил «хозяйственного» летчика Корнеев. – Или у тебя что-то очень срочное и важное?
– Ну, как сказать… Не так чтобы да, но и не так чтобы нет… В общем, как посмотреть.
– Значит, не срочное, – сделал вывод подполковник. – Иначе б не сомневался. Погоди чуток, Яков… Мы скоро. Потом все сразу и обсудим.
– Почему нет?.. – философски пожал плечами тот и исчез в проеме. Вниз доносилось только негромкое ворчание летчика: – Можно и обождать… Мы же не в воздухе… Что изменится за полчаса? Петруха, хорош ваньку валять, топай сюда, подмогаешь, а то я сам не управлюсь. Тяжелая, зараза…
– М-да, – прокомментировал Малышев. – Иудея хоть на безлюдный остров забрось, он и там что-то полезное обнаружит.
У немца, ничего не понявшего из разговора русских, при слове «иудей» на лице возникла столь явственная брезгливая гримаса, что капитан не удержался и сунул ему под нос кулак.
– Ты мне тут еще… ариец, мать твою за ногу. Как врежу по сопатке, мигом интернационал запоешь.
– Успокойся, Андрей, – тормознул товарища Корнеев. – Чего ты взбеленился? Фашист… Давай до конца дослушаем. Больно уж занимательный рассказ получается. Особенно в свете наших перемещений.
– А как по мне, тюльку травит фриц, – Малышев скептически поджал губы. – Дать ему еще разок из фляга глотнуть, так мы всю «Тысячу и одну ночь» услышим. Если сил хватит. У нас…
– Тут ты не прав, – мотнул головой Корнеев. – Сказка ложь, да в ней намек. Похоже, на острове не только вход, но и выход где-то имеется. И я очень хотел бы узнать, где именно. Не сидеть же здесь до победы. Auch weiterhin. Wir hören genau…
[21]
* * *
Засада продержалась ровно неделю. В положенное время группа выходила на связь. И не как прежде – три раза в сутки с промежутком в восемь часов. Теперь время каждого следующего сеанса назначалось отдельно, варьировалось от часа до шести и никогда не повторялось дважды. На соседнем острове в полной боевой готовности ждал сигнала отряд поддержки в составе двух торпедных катеров и взвода десантников. Расчетное время подхода к объекту «Омега-51» не более сорока минут.
– Стоп! – Корнеев едва не хлопнул себя по лбу. – Когда вы должны доложиться о прибытии?
– В течение ближайшего после высадки непарного часа… А потом – без четверти каждый час, являющийся простым числом.
Подполковник бросил быстрый взгляд на часы.
– Осталось примерно тридцать минут. Не думаю, что стоит тянуть до упора. Тем более моряки наверняка уже доложились. Тебе нужен радист?
– Найн, – помотал головой унтер-фельдфебель. – Здесь нет передатчика. Обычная радиостанция.
– Жить хочешь?
– Натюрлих, господин офицер. Кто же не хочет?.. – энергично кивнул Рудольф, всем видом демонстрируя готовность выполнить любой приказ, но в глаза при этом все же не смотрел. – Я понимаю, вы хотите, чтобы я…
– И?
Тем не менее думал немец недолго.
– Яволь… Это возможно. Альзо, с одним условием.
– Торговаться надумал?
Корнеев внимательно взглянул на заместителя. Малышев явно был не в духе. Вон, даже желваками заиграл. Капитана так и подмывало врезать фрицу по хитрой и подобострастной морде. Чем-то он его не на шутку зацепил.
– Скажи спасибо командиру, что не плывешь по волнам вместе с остальными трупами. А я бы тебя…
Николай кивнул своим мыслям.
Похоже, разгадка крылась именно в этом. Кто сам походил под статьей, всегда иначе воспринимает других штрафников, пусть и вражеской армии. А в командовавшем ими унтере Андрей, совершенно неосознанно, видит конвоира-вертухая. И хоть лично с Малышевым, учитывая обстоятельства, особисты обошлись более чем гуманно – за время, проведенное в штрафбате, Андрею довелось услышать немало историй. Разных и всяких. В том числе, скажем так, не красящих карательные органы… Да чего там далеко ходить, тот же Вася Купченко, земля ему пухом, совершенно по-глупому был осужден. Из-за этого, может, и погиб. В том смысле, что когда надо было бить, вспомнил тех пацанов, замешкался и схлопотал пулю…
[22]
Немец кивок командира русских диверсантов расценил по-своему. Судорожно сглотнул и, сбиваясь, принялся торопливо объяснять:
– Нет, нет, господин офицер. Я не торгуюсь… Прошу прощения… Вы меня не так поняли. Я хочу жить… и я готов вам помогать.
– Ну, так в чем проблема?
Малышев демонстративно отвернулся, а Корнеев, наоборот, глядел доброжелательно. Даже пачку с сигаретами протянул. Не потому что решил сыграть в плохого и хорошего следователя. Слишком уж проняло немца то, что он увидел во взгляде капитана. А со страха человек на разные глупости способен.
– Закури и успокойся.
– Данке… – дрожащими пальцами тот кое-как вынул сигарету, машинально ткнул ее в губы, но прикуривать не стал. – Пообещайте, что не оставите меня здесь, а заберете с собой.
– Интересно девки пляшут… – пробормотал Малышев. – Скажи еще, что ты рабочий и всегда был сторонником Тельмана.
– Эрнст Тельман? – унтер-фельдфебель растерянно заморгал белесыми, словно обожженными веками. – Нихт ферштеен… Зачем мне врать? Я коммунистом никогда не был… Но и коричневым не сочувствую.
