Кроме того, значительный упор Виктория сделала на динамике применения техник в бою. То бишь не просто остановился, скастовал и побежал дальше, она учила именно применять все это неразрывно. Каст на бегу, в прыжке, в кувырке и прочая-прочая. Все это смешивалось с рукопашным боем, стрельбой из пистолета и выливалось в довольно внятную систему, которая, как я надеялся, позволит мне победить.
Воскресенье уходило на выполнение домашних заданий. Забрасывать учебу ради победы я не собирался, но времени на отдых у меня совсем не оставалось. Не говоря уже о развитии бизнеса. Хотя за это направление я был спокоен, Явана железной рукой правила сетью, планомерно открывая новые точки. Поиск места под производство я тоже закрепил за ней, и сейчас оставалось выбрать один из трех наиболее перспективных вариантов.
Торин уехал, закончив дела, связанные с получением патента на «Фальконы». Перед отъездом у нас состоялся разговор по поводу его работы на меня. Как я и думал, покидать отряд он отказался, но обещал переговорить с одним из своих многочисленных племянников, которого характеризовал куда как положительно. Тот факт, что он проходил стажировку в качестве оружейника у «Пепельных воронов», тоже шел плюсом, однако в связи с моей занятостью встречу решено было отложить до каникул. Также гном увозил с собой один из образцов пистолета-карабина. Думаю, что не пройдет и года, как и братья-гномы, и Торин смогут создать рабочую модель пистолета-пулемета по типу того же ППШ или ППС.
В общем, ничто меня не отвлекало от тренировок, и время неслось раненым зайцем. Сосредоточившись на результате, я даже забыл, что оба моих тренера куда как привлекательные барышни. Не то чтобы я изначально планировал какие-то поползновения в их сторону, но полюбоваться никогда возможности не упускал. Теперь же накопившаяся усталость просто отключила у меня «основной инстинкт». И если, с одной стороны, я стал меньше отвлекаться, то с другой – это был даже не признак надвигающегося переутомления, а, скорее, набат, сигнализирующий, что у организма сил не осталось. И первым это заметила, как ни странно, именно Виктория, а не Инга, у которой, как мне казалось, были относительно меня какие-то свои планы. Когда я в третий раз подряд провалил, казалось бы, намертво заученную связку, она, не обращая внимания на мои протесты, за руку в буквальном смысле этого слова притащила меня в лазарет на обследование. Оказавшись на кушетке, я благополучно уснул и проспал почти до обеда следующего дня.
А когда проснулся, сначала выслушал от Анатолия Ивановича, в срочном порядке вызванного в лицей, лекцию о необходимости чередования тренировок и отдыха, а затем от Виктории узнал, что я упрямый баран и такими темпами скорее загоню себя в могилу, чем стану магом, а чтобы хоть как-то компенсировать волнения, я просто обязан пригласить ее в кино. Тем более что на днях премьера широко разрекламированного в прессе фильма, а тренироваться мне лекари запретили еще как минимум неделю. При этом, несмотря на показную серьезность, даже где-то граничащую с грубостью, в эмоциях девушки я отчетливо ощущал волнение за меня. Это было неожиданно, но приятно. Все-таки, несмотря на стервозный характер, Стрелкова оставалась очень симпатичной девушкой. И, конечно, я клятвенно заверил ее, что билеты на премьеру достану и поход в кино состоится.
На мое счастье, интересующий Викторию фильм был боевиком, а не слезливой мелодрамой или, упаси жизнь, каким-нибудь высокоинтеллектуальным концептуально-философским бредом. Это убивало сразу двух зайцев: я мог смотреть на экран, не боясь утонуть в розовых соплях или получить «взрыв мозга», да и достать билеты было попроще, ибо старшее поколение аристократических родов такого рода картины игнорировало, плюс еще и молодежь не пускало под предлогом недостаточной утонченности сего действа, пригодного лишь для простолюдинов. Конечно, молодежь все равно шла смотреть эти картины, но уже после премьеры, так сказать, в частном порядке.
Чтобы соблюсти приличия, мы пошли на следующий день после старта проката. В крепости просмотр кинофильмов был одним из наиболее доступных развлечений, вот только новинки привозились довольно редко, и зачастую мы пересматривали старые фильмы. Вообще кинематограф Аркании лично мне больше всего напоминал творения советских киностудий, прекрасно снимавших драмы, мелодрамы и исторические фильмы, но совершенно не умевших делать «экшены». Отсутствие компьютерной графики, конечно, положительно сказывалось на качестве игры актеров, но снижало зрелищность настолько, что даже магические трюки выглядели жалким подобием творений земных программистов. Хотя это было лишь мое личное мнение как человека, избалованного голливудскими блокбастерами. Но вот от чего меня конкретно потряхивало, так это от обилия в фильмах пафоса и превозмогания, причем все это было приправлено изрядной долей агитации. То есть, если уж герою суждено умереть по воле сценаристов, то сделает это он обязательно на куче врагов, предварительно толкнув речь о любви к империи и императору лично. Мне, жившему в стране, которая, как никакая другая, успешно воспитала из своих граждан прожженных циников, смотреть это было просто смешно. Но когда я видел лица людей, гномов, зверолюдов, да неважно, кого по расе, главное, граждан империи, и они буквально светились патриотизмом, мне становилось даже немного завидно, что я не могу почувствовать то же ощущение единства, что и они. Поэтому в такие моменты я старался стать как можно более незаметным, чтобы не мешать остальным своим кислым лицом.
Однако фильм, на который мы пошли, мне неожиданно понравился достоверностью деталей. История о двух друзьях-аватарах, служивших на границе Пустошей в гарнизоне крепости, похожей на ППД «Пепельных воронов» и отражающей крупномасштабное нашествие нежити. Причем Архилич, ведущий немертвых, своими электроразрядами глушил радиосвязь и не давал ни позвать на помощь, ни предупредить других об опасности. И вот после жестокого кровопролитного боя крепость пала, и один из них тащил раненого друга прочь, а тот сопротивлялся и требовал, чтобы товарищ оставил его тут, а сам спешил предупредить всех об угрозе. Естественно, сцена прощания друзей и обещания спасти граждан империи от нежити. Ну и хеппи-энд, как же без него. Посланный курьером в самом начале фильма, когда стало известно о нежити и проблемах со связью, молодой и быстроногий егерь-кумихо, вроде как перехваченный и убитый, оказывается, вырвался из ловушки и добрался до ближайшего гарнизона. И в кульминации появилась «кавалерия из-за холмов» в виде регулярных императорских войск и успешно низвергла противника. Друзья остались живы, у девицы, за внимание которой они боролись, ну а как без любовной линии, оказывается, имелась сестра-близнец, короче, все стали счастливы.
Виктория получила немалое удовольствие от просмотра и просто фонтанировала хорошим настроением. Это даже выключило у нее стерво-мод, и оказалось, что она приятный и умный собеседник. Так что по окончании сеанса мы отправились в кафе, расположенное рядом с кинотеатром, и выпили чаю, обсуждая фильм. Сошлись во мнении, что в целом картина неплоха, но пафоса можно было бы и поменьше. А также в том, что можно как-нибудь еще раз сходить вместе в кино. При этом девушка не лукавила, ей действительно нравилась моя компания. И в связи с этим весь вечер я провел в размышлениях о неисповедимых путях, коими движется женская мысль, а также о том, что вряд ли Виктория пошла в кино, не предоставив родителям подробного отчета, куда и с кем, и стоит ли мне ожидать каких-либо действий от рода Стрелковых. Ведь, с одной стороны, я как бы не подходил ей по статусу, несмотря на то что я ни на что и не претендовал. А с другой стороны, ведь ее отпустили со мной, и вообще, была ли это идея самой девушки? Так и не придя к какой-либо единой версии, я, мысленно махнув рукой, выкинул все из головы. В ближайшие пару месяцев никакими играми, включая брачные, я заниматься не собирался. У меня имелась конкретная цель, и вот ее достижению я и намеревался посвятить все свое время. Хотя, когда уже засыпал, последняя мысль была о том, что надо бы попробовать и Снегурочку пригласить в кино, пока в тренировках образовался перерыв. Ведь, как говорится, одна девушка хорошо, а две – хорошо-хорошо.
