– Уходим! – рявкнул Джегед. – В седла! Годвин, помоги пацану!
– Я сам! – сердито огрызнулся Мороган. Паренек уже достаточно пришел в себя, чтобы пререкаться.
– Заткнись, Мороган!
Всадники промчались по оврагам, разбрасывая из-под конских копыт грязь и мусор, обогнули опасный участок и вылетели из-за холмов на дорогу вдалеке от горящей барки. У пьяных моряков хватило отваги вступиться за имущество нанимателя – на собственную голову. Джегед был уверен, что колдун в желтом способен без труда разогнать и вдесятеро большую толпу.
Беглецы, лавируя между подводами и вереницами грузчиков, проталкивались к воротам в старой стене. Продвижению мешала толпа, лысый маг устроил такой шум, что из дальнего конца пирса сходились зеваки. Вдобавок к грохоту и сотрясению тверди внимание привлекали столбы дыма над гаванью.
Годвин пытался расспросить друзей, он-то – единственный из всех – не понимал, что происходит. Джегед отмахивался, но по виду друзей воин догадался, что нападение закончилось неудачно.
В воротах окликнули стражники:
– Что в порту? Что дымит?
– Колдун! – выдохнул Джегед. – Какой-то безумный колдун напал на купцов! Во имя Павшего, неудачный день, чтобы нанять посудину!
Офицер стражи окинул взглядом беглецов, отметил закопченный плащ Джегеда и кровь на лице растрепанной Иниги. Вероятно, он решил, что нет смысла задерживать перепуганных людей, среди которых женщина и подросток – тем более что в порту все еще громыхало и поднимались новые дымные столбы. Выходило, что эти – не участники заварухи.
Когда четверка с Разбойником в поводу удалялась к центру города, скакавший последним Годвин услышал, что начальник распорядился: вызвать подкрепление и отправить часть караула на пристань...
Ближе к центральной площади Джегед свернул в переулок, чтобы перевести дух. Здесь, вдали от грохота и дыма, спешка могла показаться подозрительной. Должно быть, казнь все еще продолжалась, людей на улицах оказалось немного. Вероятно, разошлись те, кому надоело, да, быть может, самые впечатлительные. Хотя последнее вряд ли. В таких городах, как Пенова, народ привычен к подобным зрелищам. Кому претит картина отправления правосудия – тот вовсе не ходит на площадь в такие дни.
– Мне кто-нибудь объяснит, что вы устроили в порту? – снова начал Годвин. – Неудача, я верно догадываюсь?
– Как сказать, – вздохнул Джегед. – Кое-что мы узнали. Теперь нам лучше покинуть Пенову.
– Всегда, если без меня, заканчивается неудачей, – наставительно молвил Годвин. – Так что у вас стряслось?
– Мы прихватили парня, – объяснил Джегед, – но он отказался отвечать.
– А что такое Абенетмор? – Мороган, как всегда, не остался в стороне и тоже встрял в разговор.
– Скорее всего это ничего не означает. Теперь я думаю, что это слово – «замок». Оно заключает заклинание, вплетенное в цепочку на шее. Когда парень в желтом сказал «Абенетмор», цепочка стала быстро сокращаться и душить его. Понимаешь, Годвин? Он решил убить себя, лишь бы не отвечать. Мы кинулись размыкать цепочку, это оказалось непросто... втроем кое-как пересилили, но прозевали появление толстяка. Это он шум устроил, а мы удрали.
– И теперь он гонится за нами? – осторожно спросил Годвин. – Говорите уж все...
– Надеюсь, что нашего бегства он не видел, – ответил Джегед, – а количество обгорелых трупов моряков его удовлетворит. Ему должно было показаться, что эта барка нарочно встала так, чтобы устроить засаду. Теперь, если он не перебил весь экипаж, оставшихся возьмут в оборот, а нас никто не видел. Я так и планировал.
– Джегед, – снова подал голос Мороган, – а ведь ты подставил моряков? И человек в желтом из-за нас удавился.
– И что с того? – Маг пожал плечами.
– Тебе не жаль?
– Мне жаль, что молодец в желтом не назвал мне имя хозяина. Его бы я все равно прикончил, он мой враг. Остальных убил не я.
– Однако из-за тебя! Тебя не будет мучить совесть?
– Мороган, прекрати, – отрезала Инига. – Или забыл, как собирался убить меня? Может, хоть теперь определишься, на чьей ты стороне?
– Я не думал...
– Послушай меня, парень, – отрезал Джегед, – послушай, уясни сейчас и больше не начинай подобного разговора. Тот, кто убил Каспера, затеял эту историю. Все остальные смерти – последствия убийства моего брата. Я делаю только то, что должен делать. Ты тоже, и Инига. И Годвин, поскольку он мой друг и не может остаться в стороне. Все! Не спорь! Все смерти – вина того, кто начал... А теперь – за мной, мы покидаем Пенову.
Джегед отвернулся от парнишки, который собирался затеять диспут. Позади Годвин терпеливо объяснял:
– Представь себе, ты видишь, как некто бросает с горы маленький камешек. Этот камешек сдвигает другие, те – еще и еще... И вот с горы сходит лавина и убивает твоего брата, потом еще кого-то... много людей. Если ты не найдешь того, кто бросил маленький камень, он сможет сделать это снова – так что рано или поздно обрушит камни тебе на голову.
– Годвин, но я не о том!..
– О том, парень. Просто постарайся понять. Что ты сделаешь с таким уродом, когда поймаешь? Убьешь его за то, что он бросил маленький камень? Убьешь за один-единственный маленький камень? Малюсенький? Или за последствия? Это я о парнишке в светлом плаще. Он, может, и ни при чем в этой истории, но свои маленькие камешки кидает, не сомневайся.
– А моряки?
– А моряков убили не мы. Их засыпало лавиной. Мы найдем того, кто бросил первый камень. Пойми. Того, кто бросил самый-самый первый камешек.
7
Когда четверка покидала Пенову, уже вечерело. Джегед был недоволен, в такое время путники обычно стремятся в город, под защиту стен и под кров постоялых дворов – так что уезжающие могут показаться подозрительными. Но, Павший милостив, стража не обратила на всадников внимания. Должно быть, новости о происшествии в порту еще не достигли северных ворот, во всяком случае, разговоры встречных и попутчиков, какие маг расслышал по дороге, касались казни – оказывается, злодей Эйзель не продержался трех часов. Толпа была недовольна, в растяпу палача даже швыряли камнями... и судья распорядился доставить из тюрьмы еще парочку осужденных. Эти были приговорены к наказанию кнутом, одному двадцать ударов, другому – двадцать пять. Раздосадованный палач сорвал злость на этих двоих, бил сильно, и тот, что получил двадцатку, скончался на помосте. А тот, которому досталось больше, сдюжил – во всяком случае, тюремный маг-знахарь заверил, что в камеру его доставят живым. Этот курьез вызвал смех толпы и кое-как примирил зрителей с преждевременной кончиной душегуба Эйзеля.
Слушая разговоры пешеходов и возчиков, Мороган морщился – он считал, что здешний народ слишком очерствел душой и погряз в злобе... Когда путники удалились от города, он поделился своими соображениями с Годвином. Тот лишь пожал плечами:
