– Жень, ты высказался?! А теперь послушай меня. Я ничего не имею против твоей Маши. Маша как раз мне нравится гораздо больше, чем ты. Она более разумная, у нее есть цели. И ей любовь не мешает этих целей достигать, – отец был раздражен, если не взбешен. – У меня претензии к тебе. Ты мне обещал, что последняя четверть пройдет, наконец, за учебой. Три четверти подряд ты валяешь дурака. Причем чем дальше, тем больше. У меня полное ощущение, что ты вообще бросил учиться. В начале года у тебя практически не было четверок, а в прошлой четверти у тебя уже трояков больше, чем пятерок. Я не вижу, чтобы ты готовился к урокам, к экзаменам. Ты пропадаешь неизвестно где. Посмотри на часы: в котором часу ты пришел домой? И когда, интересно, ты собираешься сесть заниматься?
– Сейчас.
– Сейчас?.. Сейчас самое время ложиться спать. Это опять халтура, а не занятия, – вмешалась мать. – Почему мы никогда не знаем, где ты находишься? Должна я знать, где тебя искать? Где можно находиться до двенадцати часов каждый день?
– Не надо меня нигде искать. Подарите мне мобильник, и я буду вам звонить. А где я нахожусь, вы отлично знаете: в студии.
– Студия до двенадцати не работает. Ты уж за идиота меня не держи.
– Пап, студия и после двенадцати работает. Пока Кац не уйдет. Конечно, ребята расходятся в девять, а мы вдвоем остаемся еще. Я должен к летней выставке закончить большую работу.
– Ты, прежде всего, этим летом должен поступить в институт. А ты после школы у Маши, после Маши – в студии. Домой только ночевать приходишь. Про уроки я уж и не говорю. Какие у нас могут быть уроки? Мы же гениальны. Только уроды-учителя чего-то все от нас хотят. Интересно, зачем им это надо? Нас, видимо, в институт теперь без экзамена за нашу гениальность примут.
– Может, и примут.
– Это Машу твою «может, и примут». Потому что она сейчас вкалывает, чтобы медаль заработать. А ты занимаешься только тем, что тебе интересно. А школа для тебя – помеха любви и искусству.
– Любовь и искусство требуют жертв.
– А я не позволю, чтобы ты пал этой жертвой. Ты понимаешь, что, если ты сейчас не возьмешься за учебу – у тебя ноль шансов сдать экзамены в институт. Одни пробные ты уже провалил? Что, скажешь, я не прав?
– Пап, у меня еще есть время…
– Нет у тебя уже времени. Нет.
– Хочешь, я обещаю, что больше троек у меня не будет… Если только по химии. Я обещаю, вот увидишь.
– Чего стоят твои обещания, если ты не собираешься ничего менять? Ты с Машей сегодня встречался?
– Ну, встречался. Мы вообще-то в одном классе учимся.
– Я догадываюсь. После школы встречался?
– Ну, до дома провожал.
– И вчера провожал. А до собственного дома добраться тебе уже времени не хватило? На Машу времени хватает. На студию, на скульптуру хватает. Не хватает только на школу, на занятия и на дом. Придется тебе, дорогой мой, от чего-то отказываться. И я так полагаю, что это будет – Маша и студия. По крайней мере, до тех пор, пока ты не поступишь хоть в какой институт. Потому что если ты летом не поступаешь в Академию живописи или в Суриковский, то расстаться тебе и с Машей, и с искусством придется на гораздо больший срок. Я тебя откупать от армии не буду. Если ты сам палец о палец не ударяешь, я за тебя твои проблемы решать не намерен.
– И не надо. Я тебя и не прошу решать мои проблемы. Ты мне только новых не создавай.
– Ты их сам себе уже насоздавал столько, что мало не покажется. В общем, так: если собираешься жить в этом доме, то ты будешь выполнять требования, которые…
– Пап, ну что ты, в самом деле. Я же сказал, что буду учиться и к экзаменам готовиться… Что ты от меня еще хочешь? Ты не можешь от меня требовать, чтобы я бросил студию. А Машу – тем более.
– Могу! Пока я твой отец, пока ты живешь в этом доме – могу! Не только могу, но и требую. Мне твои обещания… Нужно вначале мужиком стать, чтобы твои обещания чего-то стоили.
– Женя, мы хотим, чтобы ты для себя сделал выбор: или дом, или Маша со студией. Если не можешь, не умеешь совместить – придется от чего-то отказываться.
– Мама, а если я этот выбор сделаю?..
– Делай! – отец взял мать за руку, хотя она еще что-то хотела сказать сыну, резко развернулся и ушел, обрывая разговор.
Они сидели на холодных ступеньках лестницы, ведущей вниз, ведущей наверх. Впервые не Женя обнимал Машу, а она его.
– Женечка, и что же теперь?
– Теперь отступать некуда, позади любовь. Если теперь вернусь, значит, тебя предал, от любви отказался. Знаешь, мне сейчас даже полегчало. Ты не поверишь. Это намного проще, когда выбор сделан. Теперь остается только побеждать.
– Жень, отец остынет.
– Наверное. Он, вообще-то, обычно такой сдержанный. Я его выдержке всегда завидовал. Но если что-то говорит – решений потом не меняет. Но ты понимаешь, что сейчас уже не в отце дело. А во мне. Стоит мое слово чего-то, или папа прав – не мужик я никакой. Я, прежде всего, себе должен доказать.
– И что же делать?
– Домой я не вернусь. Если вернусь – только с победой. Когда в Академию живописи поступлю. И я поступлю, чего бы это ни стоило. Я трех-жильный, все вытяну. Из дома я все необходимое для жизни взял. Все свое ношу с собой, – Женя хлопнул ладонью по туго набитой сумке. – Можно у тебя пока оставить?
– Пошли, – Маша встала и потянула Женю за руку. – Папа еще не спит. Я ему все объясню. Поживешь пока в гостиной.
Женя не пошевелился.
– Я что, для этого из дома уходил, чтобы к тебе перебраться?
– А почему нет? Муж ты мне или не муж?
– Нет, Машут. Муж я, но у тебя дома жить не буду. Ты мне слишком дорога, чтобы я у тебя поселился.
– А мне плевать, что скажут. Я твоя жена. Или у нас все было понарошку?
– Я понарошку любить не умею. Ты не хуже меня знаешь. Но если ты сейчас начнешь настаивать, я сейчас же уеду. У меня только одна просьба – вещи на время пристроить.
– И куда ты собрался?
– Пока на вокзал, а там посмотрим.
– Почему не к Дику?
– Либо я самостоятельно решу свои проблемы, либо отец прав: рано мне характер показывать, которого нет. Слушайся старших и не выпендривайся. Так ты возьмешь сумку?
– Давай. Только не убегай, подожди, я сейчас.
Маша еле оторвала от ступенек свинцовую, набитую учебниками и еще незнамо чем спортивную фехтовальную сумку и потащила ее к двери.
Папа уже выключил телевизор и ушел в ванную. Маша, стараясь не шуметь и не разбудить бабушку, протащила мужнино приданое в свою спальню. Затем покидала в школьный пластиковый саквояжик завтрашние тетради, бегом заскочила на кухню и на пару кусков белого хлеба шлепнула по хорошему ломтю буженины. Порылась еще в холодильнике, но ничего подходящего больше не обнаружила. Прихватила пакет сока и, прошмыгнув мимо ванной, откуда доносился шепот струящейся воды, выскочила в узкую дверную расщелину.
