– Есть хоть что-то, за что мы не получим плетей? – пробормотал кто-то справа, и учитель тут же откликнулся, обнаружив острый, как у собаки, слух:
– Есть! Но не в этой школе. И не в этой жизни, наверное. Когда-нибудь вы возродитесь снова, в новом теле. По крайней мере, так говорят некоторые ученые богословы. И вот тогда у вас будет, наверное, другая жизнь. Но пока что – такая. И я вам скажу – не самая плохая! Вы молоды, сильны, у вас хорошее будущее – подумайте об этом! Ваши сверстники, возможно, сейчас работают в угольных шахтах, добывают руду в подземных разработках, такие живут не более трех-пяти лет. Мрут, как мухи под тапком служанки. Вы же будете получать хорошую плату за свою службу. Плату больше, чем у свободных людей! Потому не нужно ныть, надо делать то, что вам говорят. И тогда все будет хорошо. Итак – ты, да, именно ты – подойди, возьми листки и раздай их всем ученикам. Вот так… да. Готово! Итак, первая буква алфавита…
* * *
– Соль есть? Ага! Там закончилась! – Саргус сунул пальцы в солонку, захватил щепотку белого порошка и с наслаждением присолил кусок лепешки. – Все-таки хорошо здесь кормят, правда?
– Как на убой! – откликнулся мрачный парень справа от Щенка, один из тех, кто в камере выступил в защиту Адруса. – Откормят как следует и сожрут.
– Лебель, ты, как всегда, мрачный! Ты чего такой мрачный? Жрать есть чего, пить есть чего, надеть есть чего, крыша над головой имеется – чего еще надо? – откликнулся парень из зануссов, сидящий напротив спросившего. – Лично я доволен!
– Вчера тоже был доволен, когда резал нос своему другу? – так же мрачно осведомился Лебель. – А он-то как был доволен… Не забыл тебя поблагодарить?
– Вот умеешь ты испортить настроение! – занусс на мгновение замер, затем продолжил вытирать чашку куском лепешки. – Им не повезло, да! А нам повезло! И теперь мы будем жить, иметь, что хотим! И всегда сыты!
– Я и дома был сыт, – снова буркнул Лебель. – У нас все было. У меня были родители и сестры. Родителей теперь нет, сестры ублажают проклятых зануссов! Это ты потомственный раб, ты не видел хорошей жизни! А я свободный человек… был. Так что заткни свою пасть и жри, рабская шкура!
– Сам рабская шкура! – нахмурился занусс. – Империя теперь и твой дом. Ты должен ее любить и охранять. А твои сестренки будут ублажать зануссов – почему бы и нет? Так и должно быть! Хорошенькие? Может, когда-нибудь и я их…
Бах!
Чашка с недоеденной кашей врезалась в лицо занусса, рост перепрыгнул через стол и хуком справа добавил неприятелю в ухо так, что тот слетел со скамьи, задрав ноги. Парень схватил его за горло и начал бить об пол так, что через два удара глаза занусца закатились, и он обмяк, будто мертвый.
Налетели двое дежурных из недопесков, роста оторвали от жертвы, отбросили в сторону и начали оживлять лежащего на полу бесчувственного занусса. Через минуту тот закашлялся, покраснел, выбрасывая из глотки попавшие в нее кусочки пищи, потом сел, опираясь спиной на скамью. Неслышно шагая, как зверь на мохнатых лапах, откуда-то сзади появился командир Третьей стаи, осмотрел участников потасовки застывшим холодным взглядом и медленно, с расстановкой, спросил:
– Что здесь произошло и кто зачинщик? Ты! – Он указал на «жертву»: – Отвечай! Кто и за что тебя избил?
– Вот он! – Занусс с ненавистью посмотрел на Лебеля. – Сказал, что нас кормят на убой и что я рабская шкура! И что он ненавидит Империю, которая сделала его рабом! А когда я сказал, что мне тут хорошо, что я доволен – стал меня бить!
– Он врет! – вмешался Саргус. – Врет, скотина! Не так все было! Не так!
– Ничего я не вру! – осмелел парень. – А ты его приятель, я видел, как вы с ним шептались! Может, вы вообще любовники, откуда я знаю! Все так и есть, как я сказал! Не верь ему!
Третий внимательно осмотрел место происшествия, посмотрел на избитого, на роста, потиравшего окровавленный кулак со сбитыми костяшками. Оказывается, он успел врезать своему противнику и по зубам. И тут взгляд командира зацепился за Адруса, спокойно доедавшего свою порцию и не обращавшего внимания на поднявшуюся суматоху. Тому было плевать, что вокруг встала толпа любопытных, наплевать на то, что подошел сам Третий – Щенок был занят своей кормежкой, и если никто не посягал на его пищу, ему было безразлично то, что вокруг творится. Это отражалось на его бесстрастном лице.
– Ты! Скажешь, что здесь произошло! – Третий указал на Адруса, уткнувшегося взглядом в столешницу и все-таки не уберегшегося от внимания начальства. – Я слушаю!
Щенок замер, медленно поднял взгляд на Третьего, и Пес вдруг нахмурился – ему показалось, что парень сейчас метнет в него тарелку с недоеденной кашей. Командир сморгнул, ощущение опасности исчезло, но тревога осталась. Этот парнишка ему не нравился. Совсем. Он слишком отличался от остальной массы учеников, а то, что непонятно, вызывает недоверие и страх. Страх Пес испытывать уже разучился, а вот неприязнь – это да. Чутье старого вояки говорило, что от этого парня можно ждать чего угодно. От подвига до страшного преступления, о котором будут говорить годами. Из таких получаются великие полководцы и самые жестокие разбойники.
– Так я жду! – резко бросил Третий, заиграв желваками на узких скулах. – Говори!
– Этот, – Щенок указал на пострадавшего, – сказал, что сестры вон того должны обслуживать подданных Империи. Тот бросил в него чашку, потом начал его бить. Все.
– Он говорил что-то о том, что ненавидит Императора? – прищурился Третий. – О том, что ненавидит Империю?
– Нет. Такого не говорил, – коротко ответил Щенок, каменея лицом. – Это ложь.
– Он не мог такого сказать! – вмешался Саргус. – Мы же прошли Ритуал! Для нас Император превыше всего! Он просто не мог сказать такие слова, ты же знаешь!
– Тебя я не спрашивал, – холодно заметил Третий. – Два удара плетью! Тебе – за нападение в столовой – пять ударов плетью. Тебе – за ложь командиру – десять ударов! Тебе – за правдивое изложение обстоятельств происшествия – благодарность и… – Третий залез в карман и достал тяжелую серебряную монету. – Вот!
Монета глухо стукнулась о стол перед Адрусом, и Щенок замер, глядя на нее, как на внезапно появившуюся лесную змею – того и гляди укусит!
Третий подал команду дежурным, они подхватили провинившихся и вытолкали их прочь. Буквально через три-пять минут до столовой донеслись громкие шлепки плетей о тело, вскрики и стоны.
– Продажная тварь! – прошипели откуда-то со стороны, но Щенок не обратил внимания на злобное шипение, отнес пустую чашку к мойке и, не глядя на стол, где осталась лежать монета, вышел из столовой.
На обеденный отдых им теперь давали час. Это было самое жаркое время суток. От нагретой поверхности плаца поднимались горячие струи воздуха, и казалось, что на мостовой разлиты большие лужи воды. Сияло солнце, горячий ветерок шевелил волосы, спадающие на плечи – хорошо! На минуту можно было забыть, что ты раб и что свою судьбы выбираешь не сам. На минуту…
