Они обмылись в мыльне. Саша чувствовал себя помолодевшим. И с кожи вроде как панцирь сняли.
– Горячей воды много осталось, – заметила Олеся. – Ты белье в предбаннике оставь, я простирну. Негоже в грязном белье после баньки ходить. Ты в избу иди, я там тебе отцовское белье приготовила.
Саша обтерся полотенцем, натянул брюки, телогрейку на голое тело и бегом – в избу. Там на лавке он нашел чистое исподнее – рубаху бязевую и кальсоны. Мужские трусы в деревнях только после войны увидели, а до тех пор носили кальсоны, называемые иногда подштанниками.
Он оделся и почувствовал себя на седьмом небе. Сам чистый, белье чистое! Все-таки для солдата на войне баня – первое дело. Есть дают – пусть и не сытно, но относительно регулярно. Стригут – хотя бы раз в месяц. А с баней туго. Попробуй в полевых условиях нагреть воды на роту или на целый батальон!
Олеси не было. Саша прошел в комнату, улегся на кровать. Спал он уже на ней однажды, правда – давно. И сейчас, едва улегся, сон его сморил. И так хорошо у него на душе было, как он давно себя не чувствовал.
Проснулся он оттого, что рядом кто-то лежал и сопел потихоньку. Повернул голову – Олеся. Саша полюбовался лицом ее. Кожа чистая, нежная, как будто изнутри светится; волосы длинные, густые, устлали подушку. Губы приоткрыты, и видны ровные зубки. Красавица! В Москве на такую сразу бы клюнули затасканные донжуаны, да и он бы не пропустил, постарался бы познакомиться.
Александр глубоко вздохнул. Олеся проснулась.
– Извини, что рядом улеглась – так захотелось к сильному мужскому плечу прижаться. Устала я одна. Все самой приходится. Ты надолго?
– Я же говорил – до весны.
– Оставался бы ты навсегда.
– Ты же комсомолкой была и должна понимать – врага с земли нашей гнать надо, разбить наголову. Тогда и вернуться можно.
– Когда это будет? – с тоской в голосе сказала Олеся. – Я к тому времени старая уже буду.
– Так и я не молодею.
– Ты… – Олеся помолчала, подбирая слова, – …надежный, вот.
– Закончить войну надо, Олеся. Добьем немца – вернусь за тобой, в Богдановку эту, Богом забытую, заберу тебя в Москву. Эх, заживем!
– Расскажи, какая она, Москва?
– Большой город, суетный. У вас в деревне все друг друга знают, здороваются. А у нас в подъезде – и то не всех знаешь.
– Ты где до войны работал?
– В метро, машинистом.
– Покажешь мне метро? Говорят, там так красиво!
– Красиво. И покажу, и прокачу.
– А живешь где?
– Квартирка у меня там. Небольшая, однокомнатная, но своя.
– Мало одной комнаты.
– Мне хватает. Зато с удобствами: ванная, туалет, кухня. Открыл кран – горячая вода, мойся сколько влезет. Не то что у тебя: пока баню натопишь, сам вспотеешь.
– Слышала я об удобствах городских. Думала – не у всех они. А ты – машинист в метро, а удобства есть.
– Эх, Олеся! Много чего ты не видела. Кино, телевизор, книги – красота. – И запнулся. Про телевизор говорить не стоило. Но Олеся на его ошибку не обратила внимания.
– А кем ты меня в Москву возьмешь? – неожиданно спросила она.
– Женой, конечно! – удивился Саша.
– Правда? Я тебе нравлюсь?
– Правда, как перед Богом! Ты девочка чистая, в городе таких поискать еще надо.
Олеся замолчала. Каждый думал о своем. Саше было немного стыдно перед девушкой. Она и в самом деле ему нравилась. Но жизнь у него непредсказуемая, рискованная. Любой удачный выстрел паршивого немца – и маленькая пулька оборвет ее. И времени у него – только до весны. А там снова будет вредить немцам, уничтожая их и технику. Потому что-то обещать девочке и давать ей клятвы он не стал. Останется жив – вернется, нет – поплачет она, потоскует и в конце концов обидится, решит, что забыл, другую кралю нашел.
Меж тем Олеся стянула с себя ночную рубашку, в которой была после бани, прижалась к Александру жарким телом и обняла. Ну не чугунный же он, взыграло мужское начало! Стал ласкать – сначала медленно, затем темпераментнее, потом и вовсе неистово. Олеся под его руками и языком лишь постанывала.
Все случается по воле Божьей, и ни один волос с головы человеческой не упадет без его соизволения. Вот и между молодыми людьми произошло все то, что могло произойти между мужчиной и женщиной.
Олеся была совершенно неопытна, но отдавалась со всем жаром молодости и нерастраченной любви.
С тех пор они стали жить, как муж и жена, спали в одной постели.
Недели через две Олеся вошла во вкус и сама уже проявляла инициативу.
Саша за это время отъелся, отогрелся, отмяк душой. Однако деятельная его натура требовала действий. Снег пока не выпал, хотя было холодно. Не найти ли ему Мыколу или его брата, Михася? Адреса только он не знал. Встретились-то они случайно, у станции Ловча, а дальше – в условленных местах. И зацепок никаких – кроме той, что Михась работает в паровозном депо кочегаром на паровозе. А где само депо? Впрочем, Мыкола жил недалеко от станции. Можно обойти деревни близ железной дороги, порасспрашивать подростков. Только они могут не сказать – вдруг он полицай? На нем ведь не написано.
И чем дольше он отдыхал и бездельничал, тем сильнее было желание найти парней. Ему подумалось, что такие активные ребята обязательно найдут контакт с партизанами. А через них – и он. Глядишь, снова у дел окажется.
Следующим утром после завтрака Саша сказал Олесе, что уходит до вечера.
– Ты же обещал до весны в избе сидеть? – вскинулась Олеся.
– Я же не инвалид. Пока снега нет, пройдусь до станции, может – старых знакомцев встречу.
– Опять взрывать что-нибудь собрался? А потом раненым придешь?
– Типун тебе на язык!
– Саша, не ходи, Христом Богом прошу!
– О как заговорила! А вроде бы комсомолка, в бога не веришь, – отшутился Саша. – Обещаю вести себя мирно и вернуться вечером.
Олеся губки надула, обиделась. Нет, за ее юбку он держаться не будет, у него своя голова.
Саша вышел на знакомую дорогу и направился к станции. На саму станцию не выходил – там немцы, полицаи, пошел вдоль путей вправо. Вроде как Мыкола в ту сторону за гранатами уходил.
У первой же деревни Саша от путей свернул.
Он поговорил с мальчишками – есть ли в их деревне Мыкола, у которого старший брат на железной дороге работает.
– А зачем вам, дяденька?
– Знакомый, увидеться хочу.
Мальчишки переглянулись. Глазенки хитрые. Видно, что Мыколу знают, но из мальчишеской солидарности выдавать его не хотят.
– Ладно, пацаны. Сделаем так. Вы поговорите с ним, скажите – я через час ждать его буду у дерева, где мы с ним познакомились. Он поймет.
