Он вышел в обеденный зал. Что бы приспособить? Из окон – лишь тусклый свет полной луны. Хлопнул себя по лбу. Идиот! С голодухи голова совсем не работает. В кладовой мешок с крупой на полу стоит.
Он вернулся, высыпал крупу на пол. Покидал в мешок шесть – семь банок консервов, туда же отправил четыре буханки хлеба. Полный мешок набивать нельзя, не вещмешок – нести тяжело и неудобно.
Из разбитого окна спустил на землю мешок, выбрался сам и прежним путем отправился в лес. Зайдя за деревья, он поставил мешок с добычей на землю. Желудок сыто урчал, сил прибавилось. Вот теперь можно и оружием заняться.
Через огороды Саша выбрался на улицу. Куда направиться? Судя по всему, часовые могут стоять у кирпичного здания или там, где стоят грузовики.
Саша повернул налево. Здание должно быть недалеко – метров сто. Он лег на землю и пополз.
Часовой обнаружил себя сам. Под его ногами поскрипывал гравий, он шумно сопел и что-то тихо напевал себе под нос. Однако не стоял на одном месте, прохаживался вдоль здания. Это плохо, подобраться трудно.
Саша дождался, когда часовой уйдет к дальнему углу, и ползком, быстро, как ящерица, заполз за ближний к нему угол. Здесь сразу встал в полный рост и вытянул нож из ножен. Однако часовой все не шел. Что он там – уснул?
Наконец послышались неторопливые шаги – немец приближался. Вот он дошел до угла, развернулся и пошел в обратную сторону.
Саша сделал шаг из-за угла. Спина немца была в трех шагах. Он преодолел этот путь в один прыжок и ударил часового сверху, над ключицей. В таких случаях клинок попадает в аорту.
Немец стал валиться вперед.
Саша вцепился рукой в ворот его шинели, чтобы тело при падении не наделало шума. Стянув с плеча часового ремень карабина, он расстегнул на нем пояс с подсумком и застегнул его на себе. И, не мудрствуя лукаво, заторопился мимо здания к лесу. По дороге чертыхнулся на немецкое начальство – могли бы часовому автомат дать. Теперь тащи эту дуру, а толку с нее немного. Но с оружием он почувствовал себя увереннее.
В лесу бросил взгляд на часы – было два часа ночи. Часового придут менять в четыре утра. Тогда поднимется тревога. У немцев все по часам, строго. Стало быть, два часа у него в запасе есть.
Однако полчаса из этих двух он потратил бездарно, отыскивая в ночном лесу мешок с провизией. Бросать драгоценную добычу не хотелось, в его положении еда – способ выжить.
Найдя мешок, он схватил его за узел, закинул за спину и тут же двинулся от села подальше. С немцев станется: обнаружив убитого часового, могут устроить личным составом облаву в лесу или вызовут кинолога с собакой.
Саша шел до утра. Прошел по встреченному ручью с полкилометра – на всякий случай, и уже в предрассветных сумерках уселся на поваленное дерево и развязал узел мешка. Чего он там добыл?
Банки оказались рыбными консервами – тунец в томате. Саша предпочел бы тушенку. Может, она там и была, но только как без света увидишь?
Он обтер лезвие ножа о пожухлую траву и вскрыл банку. Ножом цеплял куски рыбы, заедая ее хлебом. Пожалуй, вкусно, но мало.
Саша открыл еще банку, утешая себя тем, что нести мешок будет легче. Съел содержимое и этой банки, доев остатки буханки хлеба. Почувствовал прилив сил. Еда для солдата – большое дело.
Он шел почти весь день, обходя встречные деревни и села. И следующий день двигался в таком же темпе. Ел только утром и вечером.
Утром следующего дня решил узнать, где он находится. По его прикидкам, он должен быть в Пинском районе, отмахав за три дня километров около ста. Кто их считал, эти километры? В лесу определить сложно.
Наткнулся на деревеньку в четыре двора, понаблюдал с четверть часа. Немцев не видно, и, похоже – люди живут только в двух избах.
Подошел открыто, постучал в окно.
– Кого в лихую годину несет? – услышал в ответ хриплый голос.
В окне показался дедок.
Несмотря на не слишком радушный прием, Саша решил быть предельно вежливым:
– Здравствуйте, дедушка! Как деревня называется?
– Выселки.
– А район чей?
– Так Пинский же…
– Железная дорога далеко?
– По дороге – прямо, километров пять будет.
– Спасибо.
Саша двинулся по дороге. На пути обернулся и увидел – дед все еще смотрел в окно.
Он решил идти до железной дороги, а там сориентироваться. Не будешь же встречных расспрашивать – где Богдановка?
Через час он был у железной дороги. По наитию свернул влево. Если он не ошибся, вот-вот должны показаться знакомые места.
Так и есть, еще через час он увидел знакомую местность. Вот дерево, на котором он сидел, когда Мыкола с гранатами готовился напасть на немцев.
Дорогу к деревне он знал, ходил по ней не раз.
Часа через два Александр добрался до Богдановки. Не заходя в село, улегся на опушке леса и стал наблюдать, держа в поле зрения дом Олеси.
Почти никакого движения. Немцев нет – что им в глухомани делать? Хуже другое – Олеси не видно. Может, она уже здесь не живет?
Через полчаса наблюдения дверь дома открылась и вышла Олеся. Саша ее сразу узнал. Девушка направилась в лес с веревкой. «За дровами пошла», – догадался Саша.
Он дождался, когда она зашла в лес, и тихо двинулся за ней. Когда же они удалились от деревни на сотню метров, негромко позвал:
– Олеся!
Олеся замерла, потом резко обернулась:
– Ты?
Она бросилась к Саше, обняла его.
– Я уж думала – не увижу тебя никогда.
– А я – вот он, живой. Как ты?
– Живу, как видишь.
– С полицаями-то обошлось?
– Обошлось. Давно тебя не было.
– Соскучился, вот и пришел.
Щеки девушки покраснели.
– Обманываешь.
– Жить пустишь?
– Опять по ночам пропадать станешь?
– Тише воды ниже травы буду. Мне до весны переждать надо.
– А потом? – В голосе Олеси Александр уловил разочарование.
– Я солдат, Олеся. И пока немцы топчут мою землю, я буду воевать. Уцелею – вернусь.
Олеся только вздохнула.
– Ты за дровами?
– За ними.
– Я помогу.
Вдвоем дров набрали быстро. Саша донес их до опушки.
– Иди домой. Я приду, как только стемнеет, дрова принесу.
– В деревне только бабка Аглая осталась, так что бояться некого.
– Так дедок еще был, сосед твой.
– Умер, недели две как.
