Он хотел быть воином. Мужчиной, поднявшим оружие за короля, доблестным на бранном поле. А кем стал? Мужчиной, который сжигает усадьбы. Который платит злом за доверие. Который травит женщин.
Он проговорил себе – так надо, так должно поступить. За короля. За брата.
Он чувствовал спиной взгляд матери Ауд, когда принял глоток, что полагался чашнику – убедиться, что вино не опасно для более благородных губ, чем его. Он услышал ее шаг, ему навстречу, а затем Скара произнесла:
– Мать Ауд! Вы-то знали отца Ярви до того, как он стал служителем?
– Знала, государыня. Он и тогда был беспощадным…
Рэйт услышал, как служительница двинулась обратно и, не осмеливаясь дыхнуть, выдавил из-под рубахи пузырек матери Скейр, ослабил пробку и обронил в чашу одну только каплю. Больше одной капли не требовалось. Посмотрел, как круг на поверхности ширится и пропадает, и спрятал склянку. Внезапно подкосились колени. Он оперся на кулаки.
И сказал себе – нету другого пути.
И взял обеими руками кубок и повернулся.
Скара качала головой, пока Рин подбивала кольчугу в талии, подбирала звенья, чтобы сидело как надо, закрепляя крученой проволокой.
– Клянусь, ты ловка со сталью, почитай, как моя старая портниха с шелком.
– Благословенна Той, Что Бьет В Наковальню, государыня, – пробормотала Рин, отходя назад, прикинуть результат своего творения. – В последнее время, божья милось, правда не со мной.
– Все переменится. Поверь, так и будет.
– Вы говорите, как брат. – Рин печально улыбнулась, зайдя Скаре за спину. – Похоже, закончили. Я расшнурую ее и займусь подгонкой.
Скара гордо выпрямилась перед подошедшим с вином Рэйтом, водрузила руку на кинжал за поясом. Кольчуга переливалась в свете масляных ламп.
– Ну, как? Сойду за воителя?
Боги, он говорить разучился. Колени тряслись, когда он преклонил их перед ней – по-особому, как прежде пред Гормом после всякой стычки или поединка. Как преклонит пред ним снова.
– Когда б так выглядела каждая стена щитов, – умудрился сказать он, приложив все силы, – вы бы без хлопот гнали мужиков в атаку на вражин. – И поднял чашу, протягивая обеими руками.
И сказал себе – выхода нет.
– И я привыкну к пригожим парням у моих ног. – Она рассмеялась тем самым смехом. Разухабистым и удалым. И потянулась за кубком.
27. Сделка
– Где же она? – пробормотал отец Ярви и опять зыркнул на двери.
Колл не привык видеть наставника встревоженным, и от этого забеспокоился сам. Будто и так мало хлопот – сегодня решалась судьба всего мира!
– Может, одевается, – шепнул он в ответ. – По моему впечатлению, она из тех, кто по такому случаю уделит немалое время нарядам.
Отец Ярви обжег его взглядом, и Колл, сам не желая, усох, сидя в кресле.
– А по моему впечатлению, она – человек, способный учесть заранее, сколько времени понадобится, чтобы по такому случаю одеться. – Он наклонился к ученику: – Как ты считаешь?
Колл прокашлялся, снова кидая взор на двери.
– Где же она?
На другой стороне Бейловой залы, под боком у Гром-гиль-Горма, довольная собой мать Скейр расцветала с каждой минутой. Будто они с отцом Ярви сидят на чашах гигантских весов, и падение одного неминумо окрыляет другого.
– Нам предстоит война! – возвестила она, и воины-ванстерцы вокруг нее раздраженно заворчали. – Яркий Йиллинг, будьте уверены, красавицы королевы дожидаться не станет. Мы обязаны проложить себе курс, не то дрейф отнесет нас к погибели.
– Мы осведомлены об этом, мать Скейр, – скрежетнул король Атиль и наклонился к отцу Ярви: – Где же она?
Заскрипела и приоткрылась половинка двойной двери. Мать Ауд суетливо шмыгнула в щель и застыла, растрепанная, как растерявшая птенцов утка. Все глаза обратились к ней.
– Ну что? – грубо бросил отец Ярви.
– Королева Скара…
Горм сощурился:
– Да-да?
– Королева Скара… – Мать Ауд прильнула к двери, всматриваясь в притвор, а потом с заметным облегчением отступила. – Здесь.
Двери широко распахнулись, и в полумрак ворвалась Матерь Солнце. Все собрание туповато заморгало на прошествовавших в зал тровенландцев.
Впереди высокомерно ступала королева Скара – с горделиво поднятой головой и копной-облаком черных волос. Заря высекала огонь из красного камня на обручье, из самоцветов на серьгах, сверкала на кольчужной накидке – королева явилась в полном боевом облачении: на боку кинжал, а под рукой шлем с позолотой. Рэйт шел следующим, свесив голову, откованный Рин меч покоился в вырезанных Коллом ножнах – смотрелись они, надо сказать, превосходным образцом его мастерства.
Рин сама себя превзошла. Скара казалась истинной королевой-воительницой, пускай и была нелепо худой для ратных занятий, а такая прическа оказалась бы роковой помехой в настоящем бою. Доспешно позвякивая, королева маршировала между представителями Ванстерланда и Гетланда, не удостаивая себя взглядами ни вправо, ни влево, и воины топали вслед за ней.
Улыбка матери Скейр испарилась. Ее слямзил у служительницы отец Ярви. Обмякнув изрубцованной рожей, на юную королеву таращился Гром-гиль-Горм. Король Атиль на волосок приподнял брови. Настолько изумленным Колл его прежде не видел.
Сестра Ауд и Синий Дженнер уселись по обе стороны от королевы Скары, но она не коснулась Бейлова престола, бросила на стол позолоченный шлем и уперла свои железные кулачки. Позади полукругом встали воины. Рэйт опустился на колено, сдвинул меч и протянул его вперед рукоятью.
Все знали, что Скара ни за что б не вынула этот клинок из ножен. Чистая постановка, почти чудачество. Почти, но не совсем. Ибо над ними во всю стену раскинулось полотно, где победоносная Ашенлир, простоволосая и одетая в кольчугу, принимала меч у коленопреклоненного оруженосца, и Колл глазел то на королеву из преданий, то на королеву из жизни – и завороженно осознавал их сходство.
Улыбка отца Ярви расплылась:
– О, вот это здорово.
Мать Скейр не настолько воодушевилась.
– Обставить свое появление вы любите, – проговорила ехидно.
– Простите, – молвила Скара. – Я готовилась к бою. – Да, королева низенькая и худощавая, зато голос – как у отважного витязя. Последнее слово она пролаяла со свирепостью самой Колючки, и даже мать Скейр заметно вздрогнула.
Колл наклонился к отцу Ярви:
– Думаю, теперь она здесь.
– Союзники! – воскликнула Скара, среди тишины голос зазвенел ясно и проникновенно, словно она отродясь повелевала солдатами. – Мои дорогие гости. Короли, служители и воины Ванстерланда и Гетланда!
