Быть может, пережить необъятный ужас сподручнее трусу, нежели храбрецу, ибо он сталкивается со страхом изо дня в день. Колл заставил ноги ступить вперед, заставил губы сложиться в улыбку и простодушно панибратски всплеснул руками.
– Вижу я, что решения за вас принимает племянница короля Атиля. Змея, что источает яд даже в оковах. К чему тратить время и притворяться? В конце-то концов… – и Колл положил одну руку на грудь, а другой указал на Исриун, – …по устоявшемуся обычаю скотник и мясник делят вырезку, не спрашивая, – а теперь вытянул обе руки на королеву Лайтлин и князя Варослава, – у свиней их мнения.
Разлилась неверящая, невероятная тишина. Потом стража Варослава встрепенулась, пришла в движение. Один выругался на языке коневодов. Другой сделал шаг и потянулся к изогнутому мечу. Потом резко, с оттяжечкой, хряснуло – Колючка тыльной стороной ладони заехала Коллу по морде.
Было б здорово заявить, что на пол он упал специально, но, правду говоря, его словно саданули кувалдой. С трудом приподнялся на локте, с саднящей рожей и кружащейся головой – королева Лайтлин, встав над ним, метнула гневное пламя:
– За это ты у меня отведаешь батогов.
Канавчатая ладонь Варослава лениво приподнялась, осаживая воинов, и Колл почувствовал, как моча замерзает в пузыре от его пристального, холодного взгляда. Всего несколько дней назад ученик внушал себе: прекрати считать себя большим умником!
Иным хоть кол на голове теши.
Исриун припала к Варославому уху:
– За это вы обязаны затребовать его шкуру…
Ойкнув, она осеклась, когда князь рывком цепи пригнул ее книзу.
– Больше не объясняй мне мои обязанности. – И он отшвырнул Исриун к двери, а Колючка с пугающей силой схватила за руку Колла и поволокла следом.
– Отлично проделано, – шепнула она. – Я тебя не очень больно?
– Лупишь, как девчонка, – пискнул он, когда она, как мешок, выкинула его в придверную палату и с грохотом захлопнула створки.
– Небось рад по уши, – сердито буркнула Исриун.
Колл медленно сел, ощупал губу, отвел от лица алые пальцы.
– Сильней бы радовался, не разбей в кровь мне рот.
– Хохочи от счастья! – Исриун обнажила зубы, скорее в агонии, нежели в улыбке. – Ведают боги, на твоем месте я заливалась бы смехом. Я была королевской дочкой! Была служителем у самой праматери Вексен! А сейчас… – Она тряхнула плечом, и в ее шею впился ошейник, но, как бы ни напрягались мышцы, цепь не давала выпрямить руку. – На твоем месте я б хохотала надо мной до упаду!
Колл покачал головой, поднимаясь на ноги.
– Не на моем. Я знаю, каково быть рабом. – Он помнил подвал, где держали их с матерью. Ту темноту. Тот запах. Он помнил тяжесть ошейника и что почувствовал, когда отец Ярви приказал его сбить. Позабыть такое непросто. – Прости. Пользы от этого никакой, но я прошу твоего прощения.
Наколотый на лице Исриун конь встрепенулся, когда она проскрипела зубами:
– Я делала лишь то, что нужно. Вставала за тех, кто стоял за меня. Я старалась исполнить свой долг. Я старалась держать слово.
– Я знаю. – Колл поморщился, опустив глаза. Ну какой из него настоящий мужчина? – Но то же самое приходится делать и мне.
Прошло много времени, прежде чем отворились двери, и в приемную ступила королева Лайтлин.
– Вы добились уговора, государыня? – спросил Колл.
– Поскольку яд выдавили из раны. Твоя задумка была тонка и искусна. По-моему, из тебя выйдет превосходный служитель.
На Колла повеяло таким теплом, что скрыть улыбки не получилось. Похвала могущественных хмелит. Он искренне поклонился как можно ниже.
– Вы слишком добры ко мне.
– Не стоит и упоминать, что если ты снова выкинешь подобный фортель, то взаправду отведаешь батогов.
Колл поклонился еще ниже.
– Вы безгранично добры ко мне.
– Оставался последний вопрос, на котором мы с князем все никак не сходились.
Колючка насмешливо посмотрела на Исриун:
– Твоя цена.
– Моя? – пробормотала она с расширенными зрачками.
– Я давала за тебя чудесный красный самоцвет и девку, что ухаживает за моей прической. – Лайтлин пожала плечами. – Но Варослав запросил еще и сотню серебряных гривен.
Лицо Исриун перекосило, зажатое между страхом и непокорством.
– И ты заплатила?
– За такие деньги я куплю хороший корабль с моряками и прочим. Зачем столько платить ради зрелища, как какую-то чернавку топят в помойной яме? Хозяин заждался, и он сегодня не ласков.
– Я вам еще отомщу! – рявкнула Исриун. – Тебе и твоему калеке-сынку! Я поклялась!
И тогда Лайтлин улыбнулась улыбкой ледяной, как крайний север, где не тают снега, и Колл задумался: не беспощаднее ли она Варослава?
– Враги – плата за успех, рабыня. Я наслушалась с тысячу подобных пустых клятв. И до сих пор безмятежно сплю. – Королева щелкнула пальцами. – Идем, Колл.
Он оглянулся напоследок на Исриун – девушка добела туго намотала звенья цепи на пальцы, уставившись в открытые двери. Но отец Ярви вечно твердил, что хороший служитель трезво смотрит на мир и спасает, что в его силах. Колл поспешил за Лайтлин.
– Государыня, что вы ему отдали? – спросил он, пока гетландцы спускались по витой лестнице, где за окнами ворочалась Матерь Море.
– Варослав не дурак, и змеюка Исриун наподсказывала ему много дельного. Он знает, что мы слабы. Он решил расширить свою власть на север, вверх по Священной до побережий моря Осколков. – Она сбавила голос: – Мне пришлось отдать ему Ройсток.
Колл оторопел. Ничто из сегодняшнего не соответствовало напутствию Бранда пребывать в свете.
– Княжеский дар. Но разве город наш, чтобы его отдавать?
– Он Варославов, чтобы его забрать, – произнесла Лайтлин, – разве что мы или Верховный король его остановим.
– Мы с Верховным чуточек заняты друг другом, – прорычала Колючка.
– Мудрый не воюет совсем, и лишь глупец ведет сразу несколько войн.
Колючка кивнула стоящим у покоев королевы ратникам и толкнула створки.
– Чует мое сердце, Ройстоком Варослав не ограничится.
Переступая порог, Колл представил безжизненный взгляд князя, и его затрясло.
– Мое чует, что Варослав не ограничится и краем мира.
– Назад! – гаркнула Колючка, отпихивая королеву к стене. Ее топор взмыл так стремительно, что чуть не отхватил Коллу бровь.
В тени дальнего угла, на столе, ногу на ногу, кто-то сидел. Лохматый, оборванный плащ, капюшон надвинут. От ударов взлетевшего сердца Колл едва не уронил кинжал на ногу. Проворные пальцы теряют прыть, когда щеку холодит дыхание Смерти.
