Я ничего не понял из того, что она сказала. В свитере с горлом вид у нее был не самый рабочий. Я не шевелился, лежал смирно и смотрел в стену. Тогда она взяла мою руку и положила ее себе на левую грудь. Во мне ничего не шелохнулось. Как будто рука была сама по себе, а мозг сам по себе. Я только заметил, что свитер у нее колючий.
– У меня насморк. Ничего, если я останусь в свитере?
– Эээ… конечно… как вам удобней…
– …
– …
– Хочешь, могу тебя отхлестать. Ты наверняка любишь, когда тебе достается, по тебе видно. Не так, что ли?
– Не знаю…
В первую очередь я боялся за спину. Я не был уверен, что моей нежной пояснице понравится такое обращение. Немножко оживить любовную игру я не прочь, но не до дикости, все хорошо в меру.
– Так, раздевайся, – велела она.
Я был совсем не готов к сексу. Но раз уж пришел сюда, надо довести эксперимент до конца. А вдруг под этим свитером, под этой развязностью меня ждет билет в чувственную нирвану – страну, куда я надеялся добраться, излив по пути терзающую меня боль. Но все это было как-то механически, без души. А мне нужна была хоть капля чего-то человеческого. Я спросил:
– Не хотите сперва немного поговорить?
– А, ты из разговорчивых.
– Не знаю.
– Это подороже стоит.
– Поговорить? Это стоит дороже?
– Ну да… а ты как думал? Щас я тебе душу нараспашку выверну за просто так!
Глядя, как у меня вытянулась физиономия, она прыснула:
– Шуток, что ли, не понимаешь?
– А… это в шутку…
– Видно, давненько у тебя не было…
– Не знаю.
– Ничего-то он не знает. Ну, так что ж ты хочешь узнать?
– Не знаю. Просто хочу поговорить… просто так… ничего особенного…
– Нет, ты чокнутый, я как чувствовала…
– Вы, к примеру, откуда вы родом?..
– С востока.
– С востока Африки?
– Да нет же, из Страсбурга. Я эльзаска. Не видно, что ли?..
– Почему… видно…
– Да нет, не видно… Сама не знаю, откуда я родом… Меня удочерили… Приемный отец изнасиловал меня, когда мне было пятнадцать… и я забеременела… Тогда они спрятали меня… и заставили бросить ребенка… тут уж я решила сбежать… Просто взяла и приехала в Париж… без ничего… без родных… без денег… и даже не знаю, где моя дочь… К счастью, встретила тут одного… да он меня заставляет на панель выходить… а упираюсь, так бьет… видишь синяк?
– …
– Это вчерашний.
– …
– Ну и вот… теперь ты все знаешь.
– …
– Так давай, что ли? Раздевайся?
Стоит ли говорить, что после этого разговора я немедленно ушел. И отдал ей всю свою наличность. Уж не знаю, посмеялась она надо мной или все это приключилось с ней на самом деле. Похоже на то. Отойдя на две-три сотни шагов, я почувствовал, что мне становится легче. Вот уж не думал не гадал, но так получилось: после изрядного потрясения меня отпустило. Что выбраться из передряги, что переспать с девицей – тот же адреналин. Спина у меня больше не болела. В конечном счете Эдуар не ошибся. Я пешком вернулся к себе в гостиницу. Солнце уже клонилось к закату, когда я забился в свой номер, счастливо избежав морального разложения.
16
Интенсивность боли: 3
Настроение: уфф…
17
Наутро я проснулся весь какой-то изжеванный изнутри. Как будто спал в чемодане. Все тело ныло. Я все-таки нашел в себе силы спуститься к завтраку. Но едва устроился за своим столиком, как ко мне подошел хозяин:
– Все хорошо? Нравится вам у меня?
– Да, все замечательно.
– Побудете тут еще?
– Пожалуй, да.
– Сколько дней?
– Не знаю. Посмотрим.
– …
– …
– Могу я задать вам один вопрос?
– Вполне.
– Вы в бегах?
– Что?
– Вы совершили какое-нибудь преступление и скрываетесь здесь? Коли так, обещаю хранить молчание.
– Да нет, ничего подобного.
– Тогда простите. Извините меня. Я было подумал… словом, извините.
– …
– Хотя вы бы мне все равно не сказали.
– О чем?
– Что вы в бегах.
– Да не в бегах я. С чего вы взяли?
– Вы несколько необычный постоялец. У меня тут в основном бывают автостопщики. Или небогатые туристы. А по вам не поймешь, кто вы такой.
– …
– Кто же вы?
– Да в общем… никто… я переживаю черную полосу. Это, надеюсь, не преступление?
– Конечно же нет. Простите, бога ради, мою назойливость.
– …
– А чем вы вообще занимаетесь?
– В настоящее время ничем. Но раньше работал в архитектурном бюро.
– Да что вы? Не может быть.
– Почему же?
– Я как раз искал кого-нибудь в помощь. Хочу провернуть здесь ремонт. Увеличить площадь кое-каких номеров. Но не очень представляю, как подступиться.
– А-а…
– Может, если у вас найдется минутка…
– Хорошо, я подумаю.
– Правда поможете?
– Да. Посмотрим.
– Меня, кстати, зовут Василис, – сказал он, пожимая мне руку.
И, улыбаясь, вышел. Не знаю, почему я не назвал себя в ответ, а тем более зачем согласился ему помочь. Меньше всего мне хотелось снова впрягаться в работу. Отсидел я свое в архитектурном бюро. Я не знал пока, чему посвящу дальнейшую жизнь, но мне казалось, что искать надо как можно дальше от всего, чем я до сей поры занимался. Главное, не оглядываться на прошлое. Я думал писать, но вот попробовал, и получилось хуже некуда. Поселившись здесь, я наметанным глазом оглядел объект, невольно отметил про себя все его огрехи и неиспользованные возможности. И уже понимал, что надо сделать, дабы его облагородить. Я выбрал эту нору, чтобы укрыться от мира. В каком-то смысле этот грек был прав. Я был в бегах. Скрывался от своего прошлого. Преступление мое заключалось в том, что дожил таким, как есть, до сегодняшнего дня. Что жил себе и поживал, отмахиваясь от главных вопросов, от важных решений. Я был в ответе за свои отношения с другими и не мог больше уклоняться от ответственности. В жизни человека приходит время, когда не разум, а тело требует от него отчета. Я понимал это ясно, как никогда. Обидно только, что озарение снизошло на меня в подвале убогой гостинички, в столовой, под агонизирующей неоновой лампой.
