Николай снова замолчал.
– И… – подтолкнула Галина.
– Я поехал к Любе. Приготовил слова. Но когда я вошел в дом, они так обрадовались, так бросились навстречу… Сын на шее повис. Люба от радости рыдает, собака лает, кот влез на голову, петух взлетел на забор. Лампы засветились ярче, увеличилось напряжение… Я решил отложить объяснение на другой день. Целую неделю собирался и не сумел выговорить. Люба льнула ко мне по ночам, обтекала как река, и я ее любил, не мог не ответить…
– И что же дальше?
– Удрал!
– В каком смысле?
– В прямом. Люба утром ушла на работу. Она работала на почте. Отвела ребенка в детский сад. Я оставил записку: «Я от вас ухожу. Так получилось. Ключ под половиком».
Раздался стук в стекло.
– Кто это? – вздрогнул Николай.
– Яшка-ворон. Он у нас в саду живет. Мы его кормим. Он старый, ему лет двести. Он еще при царе жил.
– Вот и я как этот Яшка. Без стаи. Без роду.
– А Лиля?
– Лиля в порядке. Только у нее на меня времени не хватает. Она преподает. Ученики. Сын – неудачный, скажем прямо.
– Сын общий?
– Нет. Это ее сын от первого брака.
– Он с вами живет?
– Ну конечно. Все время компании какие-то. По-моему, я им там мешаю.
– Сколько ему лет?
– Шестнадцать, как моему Славику. А Славика с тех пор я не видел.
– Непостижимо… – удивляется Галина.
– Через месяц я получил от Любы одно-единственное письмо. Она написала: «Почему ты нам не сказал? Славик первый нашел записку, все понял, хоть и маленький. После этого стал заикаться».
– А ты им деньги высылал?
– Сначала нет. Сам недоедал. А потом, когда встал на ноги, – выслал, но перевод пришел обратно. Адресат выбыл. Уехали куда-то. А где их искать, понятия не имею, и спросить не у кого. Люба – детдомовская.
– И ты до сих пор их не нашел? – ужаснулась Галина.
– А где я их найду?
Пауза.
– В самом начале я испугался, – продолжал Николай. – А трусость порождает подлость. И вот я – подлец. И поразительное дело: чем дальше я живу, тем больше я это ощущаю.
– Люба замуж вышла?
– Не знаю. Ничего не знаю. И жить так больше не могу. Обидел сироту. И сына сделал сиротой.
– А ты поезжай к ней.
– Куда?
– Найди. Человек – не иголка. Ты должен ее увидеть и объясниться, попросить прощения. Встать на колени, в конце концов.
– Слова – это воздух.
– Нет. Слова – это тоже поступок. Ты должен покаяться. Бог услышит.
– Она меня выгонит.
– Даже если выгонит… Но она поймет, что ты тоже страдаешь. Тебе не все равно. Ведь она как думает: ты уехал, бросил, забыл. Поёшь себе, деньги гребешь… А ты явишься, встанешь на колени, купишь им дом с озером, а в озере – рыбка золотая. Они простят. А даже если не простят, тебе станет легче. Один раз живем, а по собственным детям – как по веткам топором.
У Озерникова на глазах блестят слезы.
– Все не так плохо, – утешает Галина. – Все можно поправить, кроме смерти. Нельзя из мертвого сделать живого. А все остальное – можно.
– Ты так думаешь?
– А что тут думать? Славику надо в институт поступать. Учителя, репетиторы. Чтобы делом занимался, в дурную компанию не попал. Очень опасный возраст.
Николай задумался, глядя перед собой.
– А может, они в городе живут, – предположил он. – Может быть, в Эмиратах или в Рио-де-Жанейро. Может, у нее муж – нефтяной магнат. Они путешествуют по всему миру. Люба – русская красавица, мечта богатого араба.
– Все может быть, – соглашается Галина. – А может не быть ничего. Перебиваются с хлеба на квас, путешествуют с печки на лавку.
Пауза. Ночь. Звезды. Полное небо звезд.
– Завтра будет хорошая погода, – произносит Галина.
– Я могу что-то для тебя сделать? – спрашивает Николай.
– Можешь. Сходи со мной в школу. Пусть Агнесса нас увидит.
– И что изменится?
– Расписание. У меня не будет окон.
Николай смотрит на часы.
– А в гостиницу ночью пускают? – беспокоится он.
– Спи у меня, – предлагает Галина. – А я на Танькину кровать лягу.
– Я даже не знаю… – мнется Николай.
– Ты как девушка. Не беспокойся. Я не буду к тебе приставать.
Смотрят друг на друга.
Школьный двор.
Дети носятся как стадо бизонов. Николай Озерников в концертном пиджаке стоит посреди двора рядом с Галиной.
– Что-то не идет завучиха твоя, – говорит Николай.
– Нет ее. Ну и черт с ней. Все видели. Передадут.
– А что скажут?
– Что ты – мой любовник.
Появляется Агнесса. Она отдаленно похожа на Фурцеву: со следами красоты, изуродованной маленькой властью.
– Идет! – обрадовалась Галина.
Озерников оборачивается.
– Стой, как будто не видишь, – одернула Галина. – Говори что-нибудь. Только не молчи.
– Я не знаю, что говорить. Ну хорошо! Я благодарен твоему мужу за то, что он нас познакомил. Я понял, почему я таскался с этими оловянными солдатиками. Я должен был встретить тебя, чтобы ты вернула меня к себе самому.
Агнесса идет мимо и вдруг останавливается как вкопанная. Приближается к Галине.
– Галина Петровна, я хотела бы у вас спросить…
– Я сейчас занята, я попозже подойду, – сухо говорит Галина.
Агнесса поворачивается к Николаю.
– Здравствуйте, я завуч этой школы.
– Очень приятно.
– Я вас узнала. Вы в нашем городе на гастролях.
– Так точно, – отзывается Николай.
– Простите, а можно организовать вашу встречу с детьми нашей школы? Завтра. Я сегодня повешу объявление. Для них – это нравственный заряд. Они так мало видят интересных людей.
– А их вообще мало, – замечает Галина.
– Кого? – не понимает Агнесса.
– Интересных людей.
– Я бы с удовольствием, – извиняется Николай. – Но у меня сегодня кончаются гастроли. Вечером мы уезжаем в Москву.
– А вы задержитесь на один день, – просит Агнесса. – Что такое один день в человеческой жизни…
Школьный актовый зал переполнен. Дети, и учителя, и родители.
Среди детей Генка, Таня Митрофанова и разлучница Ивашова. Здесь же мы видим Багиру, спекулянтку Галину Митрофанову и Галину Митрофанову № 2 с мужем-дальнобойщиком.
