Он даже не стал прощаться со мной. Для него я превратился в ничто… Пустое место… А себя он не иначе как возводит в ранг борца! Вот только с чем и во имя чего он собирается бороться?!.. Даже если бы одному человеку было под силу изменить мир, стоит ли это делать? Во-первых, где взять уверенность в том, что то, что получится в итоге, будет лучше того, что было прежде? А, во-вторых, если тебе одному вдруг захотелось изменить мир, то это вовсе не означает, что того же жаждут миллионы других, живущих бок о бок с тобой. Как насчет моральной ответственности перед ними?..
Что более значимо и весомо: дерзкий и бессмысленный порыв одиночки или же смирение, которым живут миллионы?..
За свою многовековую историю человечество пережило множество потрясений и взрывов. Теперь все, что нам нужно, – это покой. Мы заслужили этого. И, если ради него приходится идти на некоторые жертвы… Что ж… Это дает мне уверенность в том, что я живу не только для себя одного»
Стили Блум
«Изменить мир…
Весьма многозначительная оговорка.
С чего вдруг Шейлис решил, что я собираюсь бороться со всем миром? По-моему, я никогда и никому не давал повода так думать. Я просто хочу понять, что собой представляет мир, в котором я живу… В котором я вынужден жить…
Обречен…
Приговорен…
Так уж случилось, что я живу именно здесь и сейчас. И с этим ничего нельзя поделать.
Но я никому не позволю низводить меня до роли твари бездушной! Меня можно убить, но меня невозможно переделать! Я не стану мыслить по-иному, потому что не хочу этого! Я вполне устраиваю самого себя таким, какой я есть.
Я не могу изменить мир. Но я могу стать его центром и заставить мир вращаться вокруг меня…
Или, по крайней мере, создать иллюзию вращения.»
Глава 12
По ночам принято спать
(4-й уровень, 63-я улица)
Выйдя на лестничную площадку, Блум снял дверной замок с предохранителя и осторожно, стараясь не производить лишнего шума, прикрыл за собой дверь.
На душе у него было муторно и неспокойно. После встречи с Шейлисом он понял, что стал не только беглецом, но ещё и изгоем. Найдется ли в Городе хотя бы один чловек, который пустит его к себе на порог, если даже самый близкий друг не пожелал иметь с ним ничего общего?
Блум не стал прятать в рюкзак металлический прут, а спустился по лестнице, открыто держа его в руке.
Сейчас, когда, как ему казалось, он в общих чертах уловил стратегию инфора, направленную на поддержание порядка в Городе, Блум вовсе не считал свое положение безнадежным. Он был уверен, что, избегая демонстрационно активных действий, сможет скрываться от инфора сколь угодно долгое время. Но вот именно этого он и не собирался делать.
Спустившись в холл, Блум направился прямиком к роботу-привратнику, поигрывая на ходу зажатым в кулаке прутом.
Робот не распахнул перед ним дверь, как обычно.
Впрочем, ничего иного Блум и не ожидал.
– Открой дверь, – решительно приказал он, подойдя к роботу.
– Извините, господин, но у меня имеются мотивированные подозрения, что вы и есть Стили Блум, находящийся в настоящее время в розыске, – свято придерживаясь своего обычного вежливого тона, ответил привратник. – Поэтому прежде, чем открыть дверь, я должен провести идентификацию вашей личности.
– Перебьешся, – буркнул в ответ Блум.
– Если я правильно понял смысл вашего последнего высказывания…
– Слушай, мне некогда здесь с тобой лясы точить, – перебил робота Блум и, показав ему металлический прут, спросил: – Знаешь, что это такое?
– Металлическое изделие цилиндрического сечения длиной примерно 47 сантиметров. Определить его назначение я затрудняюсь.
– Это я тебе как раз и собирался объяснить. Видишь ли, дорогой, этим самым металлическим изделием цилиндрического сечения мне не составит труда сломать тебе твой паршивый манипулятор, которым ты уцепился за дверную ручку, или же выбить видеосенсор. На твой выбор.
– Это называется иронией? – насторожно поинтересовался робот.
– Нет, это называется суровой правдой жизни, – ответил Блум. – Разве до тебя ещё не дошла информация об агрессивном луддите, нападающем на привратников?
– Примерно четыре часа назад было совершено подобное нападение на робота-привратника дома номер двадцать четыре.
– Это был я, – с угрожающим видом Блум ткнул себя пальцем в грудь. – Ну так что предпочтешь, остаться с целой рукой или верным служебному долгу?
– Я не в силах сделать подобный выбор, – ответил робот. – И то и другое для меня равноценно.
– В таком случае, выбирать придется мне. Блум перехватил прут обеими руками и, широко размахнувшись, ударил по локтевому суставу гипертрофированно длинной руки привратника.
С сухим треском лопнули крепежные скобы. Сунув прут в рюкзак, Блум ухватился руками за дверную ручку и, уперевшись ногой в косяк, рванул её на себя.
Робот все ещё пытался удержать дверь своей надломленной рукой, но она, тем не менее, приоткрылась на расстояние, вполне достаточное для того, чтобы человек мог покинуть здание.
– Надеюсь, тебе не было больно, – с вовсе не показным участием обратился к роботу Блум.
– У меня нет болевых сенсоров, – ответил тот. – Но мне обидно.
Блум уже собирался выскользнуть на улицу, но, услышав такое, удивленно замер.
–Серьезно?—с недоверием спросил он. – Ты знаешь, что такое обида?
– Думаю, что да, – ответил робот. – Если я правильно понимаю значение этого слова… Я считаю, что вы поступили несправедливо, нанеся мне физическое повреждение, в то время, когда я просто выполнял свой долг.
– Прости, но если бы я не сделал этого, то мог бы пострадать сам. И в гораздо большей степени, чем ты.
– Никакой угрозы для вашей физической целостности не существовало.
– Ты плохо разбираешься в людях.
– У меня жесткая программа.
– Извини, но я был вынужден так поступить… Меня вынудил сделать это инфор!
– В том, что вы говорите, отсутствует здравый смысл. Инфор не может желать причинить мне вред, поскольку я являюсь частью его самого.
– А люди? Люди тоже часть инфора?
– Инфор служит людям.
– Но для чего ему нужны люди?
– Вопрос лишен смысла.
– В таком случае, что вообще имеет смысл? – усмехнулся Блум.
– Инфор, – коротко ответил робот.
– В самом деле? Почему ты так считаешь?
– Я это знаю.
– Но ты ведь получаешь все данные через сеть инфора… Мысль, которая внезапно пришла Блуму в голову, была настолько невероятной, если не сказать более того – безумной, что он оборвал фразу, не закончив её. Но идея, на первый взгляд казавшаяся абсурдной, настолько четко увязывала между собой все те разрозненные, не поддающиеся логичному и ясному объяснению факты, которые стали известны Блуму за последние пару дней, что её невозможно было просто так, с ходу, отбросить в сторону, сказав самому себе, что такого просто не может быть.
