Я поворачиваюсь, вглядываюсь в ее лицо, пытаюсь понять, что у нее на уме. Измученные синие глаза, взгляд тревожный и недоверчивый.
– Мы не можем возвращаться к прошлому как ни в чем не бывало. Слишком многое произошло. Слишком давно это было. Гораздо лучше просто… жить дальше. Оставить прошлое в покое.
Бет не смотрит мне в глаза, отводит взгляд. Я вспоминаю руку Динни: он так нежно взял ее за локоть – как собственник.
– Мне кажется, – упрямо повторяю я, – что ты не только сама решила больше с ним не общаться, но еще требуешь, чтобы я поступала, как ты. Может, тебе он больше не нужен, но не решай, нужен ли он мне.
– Нужен? Что ты имеешь в виду? – резко переспрашивает сестра. Я чувствую, что покраснела, и ничего не отвечаю. Бет глубоко, прерывисто вздыхает. – Мне и так довольно трудно здесь быть, Эрика, а тут еще ты ведешь себя так, будто тебе все еще восемь лет. Неужели нельзя просто держаться от него подальше? Вообще-то, предполагалось, что мы будем здесь вместе. А теперь, если Эдди целыми днями пропадает с Гарри, а тебе интереснее бегать за Динни, я… Я не обязана здесь оставаться, знаешь ли. Могу забрать Эдди и вернуться на Рождество в Эшер…
– Отличная идея, Бет, просто отличная. Проявление непредсказуемого поведения – именно то, чего ждет не дождется от тебя Максвелл… – Не успев договорить, я уже жалею о вырвавшихся словах. Бет отшатывается от меня. – Прости меня, – поспешно добавляю я.
– Как ты можешь говорить мне такие вещи? – шепчет Бет; ее синие глаза блестят и заволакиваются слезами. Она отворачивается и идет прочь.
Выйдя из дома, я делаю глубокий вдох, вслушиваюсь в приглушенные крики грачей, негромкий стук капель, падающих с мокрой листвы. Живые звуки, живые запахи в разгар зимы. Раньше я никогда не обращала на них внимания. Бросаю узел с бельем, внезапно меня охватывает неуверенность. Я сажусь на ржавую металлическую скамью у края лужайки, чувствую леденящий холод, он проникает даже сквозь джинсы. Может, лучше отнести им все это в другой раз. Из восточной части сада, от ручья до меня доносятся голоса. Я отправляюсь туда через калитку сбоку от лужайки, дальше вниз по склону, поросшему низкорослыми кустами. После дождя почва стала вязкой. Когда я иду, она хлюпает и липнет к ногам.
Эдди и Гарри я нахожу у ручья, вода чуть не переливается через верх их резиновых сапог. От недавних дождей ручей набух, течение ускорилось, но самый быстрый поток несется посередине, потому что Эдди и Гарри соорудили плотину из камней и веток. Она начинается от обоих берегов и не доходит до середины ручья. Брюки у Гарри промокли до самых бедер, а я знаю, какой ледяной может быть сейчас вода.
– Рик! Погляди только! Мы только что почти соединили края, но потом часть обрушилась! – возбужденно кричит Эдди, когда я подхожу. – Но пока плотина еще держалась, вода поднялась так высоко! Вот тогда-то мы и промокли…
– Да я уж вижу. Мальчики, вы, наверное, совсем закоченели! – Я улыбаюсь Гарри, а он отвечает улыбкой и показывает на камешек у моих ног. С готовностью нагибаюсь, передаю ему камень, оскальзываясь на берегу. Он добавляет камень к насыпи.
– Спасибо, – рассеянно произносит Эдди, сам того не замечая, он говорит за своего друга. – Когда привыкнешь, уже не так холодно.
– Честно?
– Ну, не совсем, на самом деле пятки у меня черт-те как замерзли, – смеется Эдди.
– Следи за выражениями. – Я машинально делаю замечание. – Хорошая плотина получилась, должна признать, – продолжаю я, стоя в грязи и уперев руки в бока. – Что будет, если сумеете довести работу до конца? Здесь образуется огромное озеро.
– Так и задумано!
– Понятно. Господи, Эдди, ты же по уши в грязи!
Рукава его свитера измазаны по локоть – видно, Эдди то и дело их засучивал грязными руками. Штанины вельветовых джинсов в таком же состоянии – о них он вытирал ладони. Грязная полоса пересекает лоб, а волосы слиплись.
– Как ты ухитрился так вымазаться? Посмотри, Гарри почему-то чистый!
– Он выше, а значит, дальше от земли, чем я, – протестует Эдди.
– Тоже верно, – признаю я.
Ухватившись для устойчивости за куртку Гарри, Эдди делает несколько шагов ко мне, то и дело оступаясь на каменистом дне ручья.
– Обедать еще не пора? Умираю, есть хочу! – объявляет он, теряет равновесие и, пытаясь устоять на ногах, наклоняется впереди, опускает руки в ледяную воду.
– Да, скоро уже. Беги домой отмываться – работа не волк, в лес не убежит. Давай! – Я протягиваю мальчишке руку.
Схватившись за нее, Эдди пробует одним прыжком выбраться на берег и всем весом ложится на мою руку.
– Не тяни так, Эдди, я упаду! – Но уже слишком поздно. Мои ноги скользят, я теряю опору и с громким всплеском резко шлепаюсь наземь.
– Извини! – ахает Эдди.
Гарри у него за спиной расплывается в улыбке, как-то странно хрюкает, и я понимаю, что он смеется.
– Очень смешно, по-твоему? – Я поднимаюсь на ноги, чувствуя, что ледяная жижа проникла даже в трусы. Подтягиваю брюки, оставляя на них грязные разводы.
Эдди, снова покачнувшись, шагает ко мне, подняв при этом такую волну, что вода переливается через верх моих башмаков.
– Эдди!
– Извини, пожалуйста! – повторяет он, но на сей раз не может сдержать улыбки, да и Гарри смеется громче.
– Ах вы, негодники! Мне же холодно! Вот тебе! – Самым грязным пальцем я провожу Эдди по носу. – Получай добавку!
– Ух ты, спасибо, Рик! А это… это тебе от меня! Подарочек к Рождеству! – Эдди зачерпывает грязи и швыряет в меня. Неряшливая клякса расплывается посередине моего светло-серого свитера, на самом видном месте.
Эдди застывает, словно испугался, что зашел слишком далеко. Я соскребаю с груди часть тины, взвешиваю на ладони.
– Ну, все… ты… покойник! – С боевым кличем я делаю резкий выпад в его сторону.
Эдди, взвизгивая от хохота, несется прочь по берегу и скрывается в кустарнике.
Догнать его не так-то просто, и я вынуждена выбросить грязь и пообещать перемирие, чтобы Эдди подпустил меня поближе. Я обнимаю его за плечи, больше для того, чтобы согреть собственные пульсирующие от холода пальцы. Гарри двигается следом за ним, но вдруг останавливается, привлеченный перебранкой двух дроздов на боярышнике.
– Он идет? – спрашиваю я.
Эдди пожимает плечами:
– Он вечно застревает около птичек и всякого такого… Пока, Гарри! – кричит он и машет ему рукой.
Мы в таком виде, что лучше бы отправиться прямиком к стиральной машине, но подвал заперт, и нам ничего не остается, как войти через парадную дверь. Сапоги мы оставляем за порогом – довольно бессмысленно, потому что и носки на нас насквозь мокрые, с них капает грязь. Бет прислоняется головой к косяку кухонной двери.
