Эдди сидит на скамье, спиной к столу, он кидает теннисный мячик об стену и ловит. Мячик рваный, сплющенный, возможно, когда-то он был игрушкой лабрадоров. Эдди швыряет его с раздражающим отсутствием ритма.
– Эд, может, передохнешь? – умоляю я.
Он вздыхает, прицеливается, и мячик, описав плавную дугу, оказывается в мусорной корзинке.
– Отличный бросок, родной, – ласково говорит Бет.
Эдди закатывает глаза.
– Тебе скучно? – спрашивает она.
– Немножко. Да нет, вообще-то, нет, – быстро поправляется Эдди. Честность в нем борется с деликатностью.
– Может, отнесешь Хани эти чипсы? – предлагаю я, большим глотком допивая остатки чая.
– Я с Хани даже не встречался. Да и этого чувака видел только один раз, вчера. Хорош я буду, если вот так, ни с того ни с сего, притащусь к ним с мешком чипсов?
– Я с тобой схожу, – уверяю я, поднимаясь и разминая ноги. – А ты не хочешь пойти с нами, Бет? Их лагерь на том же месте, где был всегда.
Последнее я добавляю, не в силах преодолеть искушение. Просто не понимаю, как это ей не хочется пойти туда, взглянуть.
– Нет. Нет, спасибо. Я собираюсь… Я пойду в поселок. Куплю воскресную газету.
– Можно мне «Твикс»?
– Эдди, ты скоро сам превратишься в «Твикс»!
– Ну пожалуйста!
– Хватит уже, Эд. Нам пора идти. Надевай сапоги, дорогу наверняка развезло.
Мы идем к лагерю длинной дорогой, мимо пруда. Это долгое путешествие. День сегодня обычный, холодный и бурый, вчерашнего искрящегося инея как не бывало. Подойдя к берегу пруда, я задерживаюсь, вглядываюсь в глубину. Ничего не меняется. Я не нахожу ответа. Я все думаю: может, тогда я просто не заметила, не поняла, что произошло? Со мной ведь бывает, что я отвлекаюсь, думаю о своем, уношусь куда-то в мыслях. Такое иногда случается, когда со мной разговаривают другие. Мне неприятна мысль, что дело, возможно, в вытесненных воспоминаниях, что это психическая травма, амнезия. Душевная болезнь.
– Мне кажется, ты как будто одержима этим прудом, Рик, – мрачно говорит мне Эдди.
Я улыбаюсь:
– Нет, вовсе нет. А с чего ты это взял?
– Каждый раз, как мы сюда попадаем, у тебя делается выражение лица, прямо как у Полумны Лавгуд
[14]
. Ты так же смотришь куда-то в пустоту.
– Ладно, извини, если напугала, но я не лунатик, точно.
– Да я просто прикалываюсь, – восклицает мальчик, грубовато-дружески подталкивая меня плечом. – Но взгляд у тебя, правда, каждый раз такой. Скажешь, нет?
Он отступает на несколько шагов, нагибается за камешком и бросает его в воду. Поверхность пруда покрывается рябью. Я смотрю на воду и вдруг чувствую, что у меня подгибаются колени и екает сердце, как будто я на лестнице поставила ногу мимо ступеньки.
– Пойдем-ка отсюда, – командую я, резко отвернувшись.
– Здесь что-то случилось? – взволнованно спрашивает Эдди. Голос его звучит напряженно и почти испуганно.
– Почему ты так решил, Эд?
– Ну, просто… ты все время сюда возвращаешься. И у тебя делается такой взгляд, как у мамы, когда она грустит, – бормочет Эдди.
Я мысленно проклинаю себя.
– А маме, кажется… ей, по-моему, неприятно сюда приходить.
Как легко мы забываем, что дети подмечают решительно все.
– Да, здесь кое-что произошло, Эдди. Когда мы были маленькими, пропал наш двоюродный брат Генри. Ему было одиннадцать лет, как тебе сейчас. Никто так никогда и не узнал, что с ним стало, так что мы, конечно, всегда об этом помним.
– Ух! – Эдди ногой подбрасывает в воздух опавшие листья, еще и еще раз. – Да, это просто ужасно, – говорит он наконец.
– Да, очень печально, – отвечаю я.
– Может, он просто сбежал из дома и… ну, не знаю, вступил в шайку разбойников или что-то типа этого?
– Возможно, так и было, Эд, – уныло говорю я.
Эдди кивает, явно удовлетворенный этим объяснением.
Динни стоит с незнакомым мне мужчиной, собаки заливаются лаем, бегают кругом с хозяйским видом. Я с улыбкой машу рукой, как будто наш визит – обычное дело и я забегаю сюда каждый день, и Динни машет в ответ, хотя и не так уверенно. Его собеседник улыбается нам. Худой, жилистый, не очень высокий. Его светлые волосы очень коротко острижены, на шее татуировка в виде маленького голубого цветка. Эдди будто прилипает к моему боку. Вместе мы робко подходим поближе к автомобилям.
– Привет, извините, если помешали, – заговариваю я. Стараюсь говорить весело, хотя, по-моему, выходит неестественно.
– Привет, я Патрик. А вы, должно быть, наши соседи из большого дома? – отвечает мне жилистый мужчина. Он улыбается дружелюбно и приветливо и с силой пожимает руку, чуть не отрывает ее от плеча. От его радушия чувствую, как тугой узел в животе начинает потихоньку ослабевать.
– Да, мы ваши соседи. Я Эрика, а это мой племянник, Эдди.
– Эд! – возмущенно шипит сбоку Эдди сквозь неровные зубы.
– Эд, будем знакомы. – Патрик пытается своим рукопожатием вырвать из плеча и руку Эдди тоже.
Я замечаю Гарри – он сидит на ступеньках автоприцепа. Хочу с ним поздороваться, окликнуть, но потом решаю не делать этого. Он снова крутит что-то в руках, полностью сосредоточившись на этом предмете. Лицо почти скрыто свисающими волосами и густыми усами.
– Видите ли… вы только не удивляйтесь… мы заметили, что ты забыл купить чипсы для Хани, вчера. В магазине. Ну вот, мы вам их принесли. Хотя, конечно, может, сегодня ей хочется не чипсов, а маринованных огурчиков? – И я машу большой упаковкой чипсов. Патрик смотрит на Динни – не сердито, скорее, слегка озадаченно.
– Я знаю, как меня злит, если мама забывает мне купить то, что я прошу, – спешит на помощь Эдди.
Услышав его голос, Гарри поднимает голову. Динни пожимает плечом. Поворачивается.
– Хани! – кричит он, глядя в сторону фургона скорой помощи.
– Ох, да стоит ли ее беспокоить? – Я чувствую, что краснею. В окошке появляется лицо Хани, будто портрет в рамке. Симпатичное и насупленное.
– Чего? – кричит она в ответ, куда громче, чем нужно.
– Эрика принесла тебе кое-что.
Я ежусь от неловкости. Эдди подходит поближе к Гарри, стараясь рассмотреть, чем тот так занят. Появляется Хани, осторожно спускается по ступенькам, глядя себе под ноги. Сегодня она вся в черном, светлые волосы кажутся ослепительными на этом фоне. Она останавливается поодаль от меня и подозрительно смотрит.
