Он обвел нас взглядом.
— Словом, новая Семья безо всей этой пакости. И со временем она станет такой же большой, как старая. Даже больше. И сильнее.
Гарри вскочил и принялся по-дурацки отплясывать. Он понял, что Джон хочет, чтобы мы вдохновились его идеей, и старался, как мог.
— Гарри рад! Гарри рад!
Наверно, когда он был маленьким, то есть еще до моего рождения, это казалось милым. Взрослые, должно быть, смеялись и хвалили его. Но сейчас такие пляски выглядели глупо, учитывая, что Гарри был старше нас всех. Никто его не поддержал, никто не засмеялся.
* * *
Да и не очень-то мы верили в россказни Джона про «новую жизнь». Время от времени мы помогали ему с большой изгородью, чтобы он не расстраивался, ну и чтобы держать леопардов подальше от маленькой изгороди вокруг шалашей, но чаще всего крутились по хозяйству, занимались обычными делами.
С одной стороны, жить стало легче, с другой — труднее. Иногда мне бывало очень одиноко. Нас было так мало. Ну да, со мной оставались и мой Дикс, и его друг Майк, и моя хорошая подруга Джела, и моя мышерылая сестричка Джейн, и умница Клэр, и веселая Дженни, с которой всегда можно было посмеяться и пошутить. Да и Джерри оказался нормальным парнем — зануда, конечно, но в целом терпимо. И чудак Джефф, в общем, тоже был хорош — на свой манер. И даже идиота Джона иногда можно было выдержать. Еще я заботилась о Гарри, моем брате, поскольку чувствовала ответственность за него, хотя иногда меня бесило, что приходится успокаивать тех, кого он доставал своими дурацкими шумными выходками. Я смирилась даже с Люси Мышекрыл и двумя девицами Лондон.
Но все равно нас было слишком мало для целого мира, когда вокруг на многие мили только лес, лес и лес. Тысячи тысяч деревьев светились и пыхтели — «пффф, пффф, пффф». В чаще обитали тысячи махавонов, летучих мышей, шерстяков и каменяков, древесных кошек, трубочников, леопардов с глазами-плошками, двумя сердцами и зеленовато-черной эдемской кровью. И все они не обращали на нас ни малейшего внимания, а жили, как сотни и тысячи бремен до того, с тех самых пор, как вышли из Подземного мира; и при мысли об этом становилось особенно одиноко. Такой простор, столько зверей и птиц, которые даже не подозревали о нашем сущестовании (или же относились к нему с полнейшим безразличием), — и мы, горстка людей, предоставленных самим себе в этом огромном мире.
Мы принялись лихорадочно делать детей. Даже я готова была забеременеть, хотя прежде мне никогда не хотелось стать мамой. Я спала с Диксом, с Джоном, даже пару раз с Майком. И частенько замечала, что занимаюсь этим, как старомамки из Семьи: не стремлюсь получить удовольствие, а просто жду, пока все завершится, а когда парень кончит (кто бы это ни был), лежу, чтобы его семя оставалось внутри меня. И все девчонки поступали так же.
— Мы должны относиться к этому серьезно, — сказал однажды Джон, когда мы сидели у костра и скоблили шерстячьи шкуры. — Нельзя спать со всеми подряд или только для того, чтобы забеременеть. Нужно вернуться к обычаям Земли. Один мужчина должен спать только с одной женщиной, чтобы знать, какие дети — его. И ребенок должен знать, кто его отец. Та традиция, которая сложилась в Эдеме, когда все спят с кем угодно, возникла при Первом Гарри, но ведь тогда во всем мире был один-единственный мужчина — он сам.
Говоря это, Джон не сводил с меня глаз. Его бесило, что я сплю с Диксом, и он знал, что я знаю, до чего его это раздражает. Отчасти я понимала, что он чувствует, потому что мне тоже не очень-то нравилось, когда он спал со старомамками из Семьи. Тогда я мечтала, чтобы Джон был только моим, а сейчас он хотел, чтобы я принадлежала ему одному. Но как можно принадлежать парню, который сегодня тебя хочет, а потом несколько дней слова с тобой не скажет, не говоря уже о том, чтобы обнять?
— И как ты себе это представляешь? — деловито поинтересовалась Дженни Красносвет. — У нас восемь девчонок и шесть ребят.
— Вот-вот, — поддержала ее Клэр, оглянулась, не слышит ли мой брат, и проговорила вполголоса: — И как мы будем решать, кому достанется дурачок Гарри?
И все девицы расхохотались, хотя двое из них бросили на нас с Джейн виноватые взгляды.
Даже Джон не удержался от смеха.
— В чем-то ты права, Дженни, — ответил он. — С этим не поспоришь.
Пять-шесть дней спустя я наткнулась в лесу на них с уродиной Дженни Красносвет: Джон натягивал ее сзади, а она весело болтала, как какая-нибудь старомамка из Семьи. Он поднял глаза и заметил меня. Сердце Джелы, до чего же он разозлился, что я их видела. Вскоре после этого, захватив копье, нож из леопардова зуба и веревку, он, как всегда, в одиночку отправился в Большой Лес.
* * *
Джон постоянно уходил в лес. Если же был не в лесу, то строил изгородь, таскал ветки, рубил деревья, и все в одиночку, если, конечно, никто не вызывался ему помочь, — так ему не терпелось огородить огромное пространство, которое нам не понадобится еще несколько поколений.
Он все время что-то делал.
Сиськи Джелы! Он разбил Семью, убил Диксона Синегорца, провел нас сквозь льды и мрак, потерял Сьюзи и едва не погубил всех нас, и все лишь потому, что ему взбрело в голову пересечь Снежный Мрак и начать новую жизнь на другой стороне. Но теперь, когда мы наконец оказались здесь, ему стало скучно. Ему быстро надоели одни и те же лица, повседневные хлопоты, охота, собирательство, приготовление пищи. Ему было противно чинить копья и скоблить шкуры. Энергия, бурлившая в нем, точно смола в дереве, не находила себе выхода в бытовых заботах.
40
Сью Красносвет
«Гаааааар! Гаааааар! Гаааааар!»
Не успела я заснуть, как рога протрубили очередную идиотскую Гадафщину: это была уже сто шестьдесят шестая. Разумеется, я знала, что скоро Гадафщина, но, клянусь именами Майкла, до чего же боялась этого звука! Мне плевать, сколько лет минуло с тех пор, как Томми с Анджелой прилетели в Эдем. Я ненавидела Гадафщины за то, что они означали: прошел еще год с тех пор, как мои сыновья Джерри и Джефф и все остальные скрылись из Долины Холодной Тропы и не вернулись.
«Гаааааар! Гаааааар! Гаааааар!»
Я выползла из шалаша, чтобы проверить, что все поднимаются, и помочь маломамкам с детьми. Лис уже всех поторапливал. Теперь он был вожаком группы Красных Огней. Некоторое время нас возглавлял Дэвид, но потом он стал Главой Охраны и со своими прихвостнями перебрался от нас к Большому озеру: они выстроили там собственные шалаши, разложили костры и зажили наособицу, точно отдельная группа, состоящая из одних мужчин, — самая главная среди прочих групп.
«Гаааааар! Гаааааар! Гаааааар!»
— Вставай, милый, не плачь, мамочка сейчас вернется, только разбудит твоего младшего братика… Сиськи Джелы, Лис, не торопи ты их, дети не могут проснуться и сразу встать. Надо дать им время… А вот и мамочка, смотри, вот она вышла из шалаша….
«Гаааааар! Гаааааар! Гаааааар!»
