Потом Неп улегся на землю возле меня и заснул.
* * *
«А ведь вожак-то все-таки я, а не Джон», — сказал я себе, поглаживая Непа по мохнатой спинке и вспоминая, как придумал приручить шерстячат, чтобы сделать из них лошадей, и выбрал дорогу.
— Настоящим вожаком был я, — повторил я и рассмеялся.
Разумеется, я не был вожаком в том смысле, что Джон. Да и не мог быть. Впрочем, нисколечко и не хотел. Жизнь моя складывалась иначе, чем у Джона, потому что я родился клешненогим, и никто не ждал, что когда-нибудь я вырасту и стану настоящим мужчиной. Другие мальчишки бегали, дрались, пинали мяч (даже мышерылы, хотя их все дразнили), но с такими ногами, как у меня, не побегаешь. Другие мальчишки взрослели, надевали маски мужчин и прогоняли из головы все мысли, которые противоречили маске, но от клешненогого никто не ждал, что он будет притворяться или перестанет думать. Поэтому я видел все не так, как другие люди.
«Поэтому я и придумал, как сделать лошадей, — сонно сказал я себе, поглаживая Непа. — Я понимал их лучше, чем другие».
Я догадался, что между эдемским животным, и животным земным, и человеком нет никакой разницы. У всех в глазах светится один и тот же разум. Это-то и помогло мне приручить шерстяков и сделать из них лошадей. Я понимал, что они во многом похожи на нас. Другие мальчишки даже не задумались бы об этом: слишком уж они озабочены своими охотничьими успехами.
Мне было спокойно-спокойно, тепло и уютно между боком Непа и стволом дерева.
Не то что бы я совсем не боялся смерти, как многие люди. Но я прекрасно понимал, что когда человек умирает, сознание, скрытое в нем, все равно остается.
Вскоре меня тоже сморил сон.
33
Джерри Красносвет
Я всегда любил своего двоюродного брата Джона и верил: он знает, что делает, даже если не понимал причины его поступков. Но, надо признаться, сейчас он нас подвел: мой младший брат Джефф потерялся в снегах, а остальные сгрудились в круг в такой кромешной темноте, что казалось, будто мы ослепли и просто ждем, пока на нас снова нападет леопард и задерет очередную жертву.
Вокруг было темно-темно-темно. И в этой ослепившей нас черноте, совсем-совсем рядом, не за изгородью, рыскал зверь, который, в отличие от нас, прекрасно все видел и мог бесшумно передвигаться по снегу. Мы выставили перед собой копья и покачивали ими, чтобы леопард не пролез между нами. Но что копья! Жалкие деревяшки, причем у большинства даже без нормального наконечника из черного стекла. Леопарду они не страшнее веточек: махнет лапой и сломает.
— Помните, что он никогда раньше не видел людей, — выкрикнул Джон. — Он не знает, кто мы. И, скорее всего, не понимает, что мы его не видим. Давайте попробуем его отпугнуть. Кричите! Визжите! Орите во все горло!
Нам этого вовсе не хотелось. И так ничего не видно, а теперь еще будет не слышно. Нам нужна была абсолютная тишина, чтобы слушать, слушать, слушать.
Но Джон закричал, а за ним и Тина. Тогда я тоже заорал, и постепенно к нам присоединились другие. Малыши тут же расплакались. Эхо наших воплей отражалось от окрестных скал и возвращалось к нам, и казалось, будто в мире не осталось ничего, кроме нашего крика. Причем стоило начать, как остановиться было уже невозможно. Криком мы выражали свои чувства, выпускали их наружу. И пусть мы не испытывали ничего, кроме страха и отчаяния, но они были так велики, что прогоняли тьму и разбивали лед, и казалось, что все это далеко-далеко.
И все же крик не мог вытеснить наши мысли. Мы понимали, что леопард — только начало наших бед. Мы его прогоним, а дальше что? Как нам отсюда выбраться без света? Да мы понятия не имеем, где мы и куда идти!
«Что нам делать?! — вопили одни. — Что же нам делать?!»
Другие кричали: «Мама! Мама! Мамочка!»
Но никакая мама не придет. Ни одной маме на свете не под силу нас спасти.
— Все! — заорал Джон. — Он ушел! Ушел! Замолчите и слушайте!
Визг и вопли утихли, но не сразу, потому что, раскричавшись, мы боялись снова оказаться в тишине, как до этого боялись открыть рот. Весь этот гам нас все-таки успокаивал.
— Откуда мы знаем, что он ушел? — послышался в темноте голос Клэр, когда наконец все замолчали.
— Потому что иначе он давно бы напал, — пояснил Джон. — Мы его отпугнули. Показали, что мы не шерстяки, мы не похожи ни на что из того, с чем ему доводилось сталкиваться.
— И что же нам теперь делать?
— Где снежные лодки? — спросил Джон. — У кого угли? Я захватил с собой веревки, пропитанные жиром. Мы их зажжем и будем освещать себе дорогу. Пойдем по следам Непа в снегу.
Мы опустили копья и принялись шарить по снегу во Мраке. Когда напал леопард, те, кто держал снежные лодки, выпустили веревки, и теперь мы никак не могли их найти. Кто-то наткнулся на чье-то копье и выругался. Кто-то сшиб кого-то с ног. Наконец мы нашли лодку из коры с кучей шкур, потом другую, с копченым мясом и печеньем, а потом… потом мы услышали, как Джела Бруклин негромко простонала:
— Джон, она перевернулась! Наверно, когда леопард напал. Лодка перевернулась, и угли рассыпались. Так что огня у нас нет.
Эта новость так всех оглушила, что никто не проронил ни звука, даже Мехмет. Повисло долгое молчание. А когда наконец Джон заговорил, в его голосе слышался страх, как бы он ни старался это скрыть.
— Ну… тогда… мы… нам придется… пробираться вперед ощупью. Я пойду первым, постараюсь нащупать следы Непа. Снег перестал, так что их хотя бы не завалило. Будем двигаться медленно, но ничего, как-нибудь справимся.
Что ж, выбора у нас не оставалось. Лодки мы бросили. Джон пополз вперед, шаря перед собой руками в обмотках из шкур, чтобы нащупать следы шести ног Непа. Двигаться приходилось медленно-медленно: широкие лапы Непа не оставляли в снегу глубоких ямок, как наши ступни, и оставалось лишь надеяться, что снега больше не будет и их не завалит. Мы потихоньку шли гуськом. Между собой мы были связаны веревками, но все равно держались за руки, чтобы наверняка не потеряться. Шаг вперед — остановка — шаг вперед — остановка — шаг вперед — остановка. Нам было холодно-прехолодно. Мы двигались слишком медленно, чтобы согреться, и прекрасно понимали, что вот-вот получим обморожение, а потом и тропическую язву, как старый Джеффо Лондон. Мы знали, что на следующий день, скорее всего, уже будем мертвы, как бедная Сьюзи Рыбозер, и, как она, пойдем на обед леопардам. Член Тома, мы даже не знали, ведут ли следы Непа в правильном направлении. Что, если он унес Джеффа куда-нибудь на вершину горы? Ведь шерстяки же не люди. Они во Мраке как дома.
Шаг вперед — остановка — шаг вперед — остановка — шаг вперед — остановка — шаг вперед — остановка.
Джела Бруклин, шагавшая почти в самом конце, запела старую песню, которую якобы Томми, Джела и Три Спутника привезли с Земли.
«Лодочка быстро скользит по волнам, крепче держи весло! — пела Джела грудным голосом. — Весело, весело, весело нам, жизнь — это сладкий сон».
