И они стали ездить на дачу так часто, как только могли. Холодное осеннее солнце сменилось дождями, потом пришли морозы, потом и снег выпал, а им ни до чего не было дела. Игорь привез на дачу обогреватель, и счастье полной, совершенной близости связалось в Ритином сознании с алым свечением раскаленной спирали, и с острым от возрастающего тепла запахом полыни, и даже с холодным кожимитовым диваном.
Вот диван этот дурацкий был холодным всегда, никакое тепло его не брало! Но и это не мешало крепнущему Ритиному счастью. Примерно через месяц дачных встреч неприятная физиология была уже неощутима, и близость стала совершенной, чистой, абсолютно равной всей романтике, которой Рита была переполнена в своей отдельности от окружающей жизни, в своем гордячестве, в своей резкости и в своем ожидании будущего.
О будущем они с Игорем говорили много. Нет, не о свадебных планах: Рита не считала это существенным и разговоров на эту тему не заводила, ну и Игорь не заводил их тоже. Но само собой было понятно, что будущее у них общее. В Москве, в движении вперед, в открытии лучшего, что было в каждом из них и что каждый из них и они вместе могли открыть в мире – огромном, бурном, полном необыкновенного.
Дачные свидания были только для них двоих. Но вся остальная их жизнь была разомкнута и распахнута. Любовь к Игорю пошла Рите в этом смысле на пользу: он был общителен, открыт, доброжелателен, и эта его манера передалась ей. А прежде ей всего этого не хватало.
Она с удивлением поняла, как легко, оказывается, подбирать ключики к людям. Надо всего лишь забыть о всяких ключиках, просто заинтересоваться ими, и люди откроются тебе сами, и даже слишком, может быть, откроются, тебе столько от них и не надо, но и в этом нет ничего страшного, надо просто не позволять людям делать ничего такого, что может тебя разрушить, не позволять им перекраивать твою жизнь на свой лад – и все наладится само собою, и ты даже не заметишь, как легко наладится.
Все это она поняла, всему этому научилась, просто живя в такт с Игорем и немножко, может быть, подражая простоте его общения с окружающими, его неприхотливости, нетребовательности по отношению к ним.
Оставаться с ним наедине в доме его бабушки Рите было неловко, а вот бывать там в большой компании ей очень даже нравилось. У Игоря можно было сидеть допоздна, болтать о какой-нибудь ерунде, играть в «морской бой» или говорить о серьезных вещах вроде рассказов Кафки. И «морской бой», и Кафка на равных входили в круг его интересов.
В общем, она его любила. Неизвестно, так ли Джульетта любила Ромео, но в том, что ее любовь к Игорю самая настоящая, Рита не сомневалась. И он не давал ей повода сомневаться в нем.
Глава 8
Год не пролетел, но проплыл легко, как облачко над рекой. Это был лучший год в Ритиной жизни.
Подступили выпускные экзамены, но это ее не беспокоило: во-первых, еще в прошлом году при поступлении в вузы перестали учитывать средний балл аттестата, а во-вторых, ее вообще не беспокоило теперь ничто внешнее. Игорь ее от такого беспокойства избавил, сделав осмысленной ее жизнь.
К выпускным готовились вместе, взяв в компанию Митю Гриневицкого с его новой подружкой Иркой. Ирка тоже была новенькая, только из параллельного класса, и вообще-то казалась Рите вульгарной. Но Ирка притерлась к ним, потому что у нее закрутился роман с Митей, а Митя-то был свой, с первого класса привычный. То есть для Риты он был привычный, а Игорь просто считал, что Гриневицкий начитанный, и если этого не совсем достаточно для дружбы, то для того чтобы готовиться вместе к экзаменам, достаточно точно.
Ну вот они готовились, готовились, что-то зубрили, что-то друг другу пересказывали, потом на экзаменах друг другу помогали – Митя, в частности, на алгебре помог Рите решить два уравнения, – потом гуляли вместе выпускной…
Через три дня после выпускного Игорь сообщил Рите, что поступать в этом году не будет.
– Как не будешь? – не поняла она. – Куда не будешь?
– В МГУ, – ответил он. – То есть вообще никуда не буду.
Тут Рита заметила, что вид у него какой-то непривычный. Да, за год ежедневных встреч с ним, за год любви он сделался для нее именно привычным, ей было знакомо любое выражение его лица, любой промельк иронии в его глазах, и его смех, и его задумчивость… Но то, что было в нем сейчас, оказалось ей незнакомо.
Тревога в нем была, и Рита поняла это сразу, как только пригляделась к Игорю повнимательнее после его ошеломляющего сообщения.
– Что случилось? – спросила она.
Его тревога, как пожар, охватила ее сразу и всю.
– У родителей трудности, – ответил он. – По работе.
Ответ был более чем сдержанный, но могла ли она требовать подробностей? Рита знала, что родители Игоря работают в какой-то научной лаборатории, что они химики, потому он и увлекся фамильной профессией. За этот год они несколько раз приезжали в Меченосец, и Рита с ними даже познакомилась. Они были с ней приветливы, а увидев его отца, она сразу поняла, в кого Игорь удался своей открытой доброжелательностью, снисходительностью к людям и самоиронией.
Но все-таки знакомство с его родителями, конечно, не означало, что Игорь должен теперь рассказывать ей об их делах и тем более трудностях.
– Но как же ты не будешь поступать?.. – проговорила Рита. – А армия? – вспомнила она.
– У меня год в запасе.
– То есть поедешь в Москву просто так, не в университет?
Она все-таки не могла в это поверить, слишком уж это было нелепо.
– Вообще не поеду, – сказал он. – Останусь здесь.
После этих слов Рита, как ворона Клара из сказки Андерсена, просто окрыла клюв от удивления.
– Не спрашивай больше, пожалуйста, – попросил Игорь. – Может быть, и родителям придется сюда переехать. А может быть… В общем, пока я остаюсь в Меченосце.
– А я? – растерянно спросила Рита.
– А ты поедешь в Москву и поступишь в Полиграф.
Он наконец улыбнулся, обнял ее и поцеловал так нежно, что она заплакала – впервые за весь этот год, впервые с той минуты, когда они познакомились.
Она не понимала, что все это значит. И почему он, такой взрослый, хотя ему и восемнадцати еще нет, хотя и остается еще целый год до опасности угодить в армию, не хочет объяснить ей, что происходит, и тем успокоить ее.
Но уговорить ее ехать в Москву Игорю все же удалось. То есть он вообще не допускал мысли, что это может быть иначе.
– Рита, милая! – сказал он; это прозвучало так любовно, так надежно! – Да ведь ты под Москву просто заточена. Как карандаш. Да-да, как карандаш. – Он улыбнулся, увидев ее, хоть и сквозь слезы, но наконец улыбку. – Поверь мне, я же Москву знаю, я в ней всю жизнь прожил: ты – ее, а она – твоя. Честно говоря, я вообще не понимаю, как ты здесь оказалась, – добавил он.
– Я здесь родилась. – Рита засмеялась, забыв про слезы, так хорошо ей было в его объятиях. – Это папа мой здесь оказался. Он когда-то в Москве жил, да. То есть родился на Севере где-то, его родителей туда еще при Сталине выслали, но в Москве учился.
