Нельзя было не отметить, что они не только все преодолели, но и обладали огромными и разнообразными ресурсами. Эвелин, хотя и в наполовину влажном платье и с растрепанными волосами, выглядела на ветру, как и ее дочь, и как любая женщина, гораздо привлекательнее, чем на торжественном приеме. Дверь закрылась, прежде чем они это поняли, и самолет взлетел в сторону юга, набрал высоту и повернул на север. Они пройдут над внутренним побережьем Кейпа, восточнее Бостона, закрытого многочисленными островами и полуостровами, а затем полетят над морем на остров Маунт-Дезерт.
Солнце стояло еще высоко, когда огромный самолет приводнился в заливе Блу-Хилл и приблизился на сто ярдов к Сил-Кову. Двигатели работали вхолостую, пока он осторожно покачивался на волнах, а его пассажиров двумя рейсами переправляли на берег на резиновой лодке. Потом он развернулся, запустил двигатели на полную мощность и заскользил по поверхности моря, пока не поднялся и не исчез в южном направлении.
Несколько часов назад Гарри и Кэтрин ехали в такси по Ист-Ривер-драйв среди жары, которая казалась вечной, а теперь они оказались в штате Мэн, где единственным звуком был шум холодного ветра среди сосен. Они пустились в путь, ветер дул в лицо, и Эвелин обхватила себя руками, как бы в позе отказа, чтобы согреться.
На пустой дороге было так свежо, как может быть только на севере. Билли наклонился и прижал ладони к земле, приглашая всех сделать то же самое. Они послушно последовали его примеру. Земля была холодной.
– Почва в Ист-Хэмптоне, – сказал он, – и, конечно, в Центральном парке по-прежнему горячая. К середине сентября она будет просто теплой, а такой же, как эта, станет только в конце октября.
Рыжевато-черная, мелкозернистая почва заглушала их шаги, пока они шли между толстыми стволами деревьев.
На северной оконечности Сил-Ков-Понда стоял большой деревенский дом, шестьдесят или семьдесят лет назад построенный на участке в восемьдесят гектаров в конце длинной, извилистой дороги. В нем было четыре спальни, четыре ванные и центральная зала с кухней, дровяной печью, огромным камином, столовой и деревянными шкафами, некоторые были крепко заперты, храня все необходимое, от постельных принадлежностей до винтовок, провизии, курток, рыболовных снастей, книг, фонарей и игр. За исключением, конечно, продуктов, половина этих предметов была изготовлена еще в девятнадцатом веке, но, поскольку все они были самого высокого качества, возраст только придавал им ценности.
Полы и стены были из необработанного дерева, в доме не было электричества, и вода летом поступала из цистерны, а зимой ее приходилось качать вручную. Освещение обеспечивали фонари, а тепло, горячая вода и приготовление пищи зависели от наличия дров, о которых надо было заботиться, что означало постоянную тяжелую работу. С южного крыльца примерно на милю вперед виднелся узкий, вытянутый пруд, вода в котором была гораздо теплее, чем в море, а сейчас, хотя и быстро остывала, была теплее всего в году. С обеих сторон дом окружали гранитные стены с укоренившимися в них пахучими соснами, цеплявшимися за скалы, как альпинисты.
Возле дома стоял джип, его заправлял и обслуживал сторож, которого редко можно было увидеть, этот же человек обновлял запасы продуктов в кладовых. Они бросились открывать двери, чтобы впустить воздух, который, казалось, был богаче кислородом, чем воздух в городе, возможно, потому, что шел от океана, свободный от многих миллионов квартир, туннелей и тупиков, которые его захватывали, порабощали и мучили в городе. Билли занялся растопкой дровяной печи, а Гарри поручили развести средний огонь в камине, чтобы подготовить его для большего, который разожгут вечером. Билли незаметно присматривал, как он разжигает огонь, думая, что тот, может, не очень хорошо справится с этим, поскольку вырос на Сентрал-парк-уэст. Гарри, напротив, быстро соорудил из наколотой щепы и бересты растопку и трут, мастерски выстроил конструкцию костра, которая чуть ли не взрывчато загорелась от одной спички, так что и раздувать не потребовалось.
Наблюдая за ним вместе с Кэтрин, Билли спросил:
– Где ты этому научился? Разводишь костер, как поджигатель. Раскрой мне секрет, чтобы я тоже смог так делать.
Чугунной лопатой для выгребания пепла Гарри вытащил из камина горящую головню и перенес ее через комнату к печке. Билли бросил ее внутрь печи и раздувал огонь, пока не закружилась голова, а потом спросил:
– В армии?
– Нет, когда мне было десять лет, у меня умерла мать, после этого мы с отцом частенько удалялись в безлюдные места, обычно на каноэ. Мы начали с Гудзона и прошли весь путь до цепи озер в Адирондаке. Мы одолели Коннектикут-ривер, были на озере Шамплейн, а со временем добрались до Канады. Мы, вероятно, были лучшими клиентами «Аберкромби»
[78]
из тех, что не поехали в Африку. Иногда мы бродили так по два месяца подряд. Мой отец провел юность на ферме и всю свою жизнь работал руками. Лучшего спутника для хождений по диким местам было не найти.
– Как же он оставлял свой бизнес без присмотра так надолго?
– У него был партнер, который помогал ему в управлении, он до сих пор этим занимается, кроме того, для производства изделий из кожи не требуется высчитывать время до доли секунды, как для биржевой торговли на Уолл-стрит. Так или иначе, это не имело значения: нам надо было отлучаться, и мы отлучались. Я не очень-то умею себя вести в приличном обществе – как вы уже поняли, – но все, что мы имели, и все, что мне требовалось изо дня в день, это весла, удочка, винтовка, топор и книги. Если несколько месяцев живешь на природе, то, когда разводишь костер, создаешь себе дом.
– Это, наверное, пригождалось вам в армии, – сказала Эвелин с дивана.
– Временами.
– Что у нас на ужин? – спросила Кэтрин. А потом, открыв ледник, сама себе ответила: – Полдюжины лобстеров. О, нет!
– Мы же в Мэне, Кэтрин. Чего ты ожидала, энчилад?
[79]
Да, и я забыла хлеб в самолете, – объявила Эвелин. – Здесь никогда не бывает хорошего хлеба.
– Сойдут устричные крекеры, – сказала Кэтрин.
– Только, – добавил Билли, – если они кому-то по вкусу. А мне вот нет, честно говоря. – Он был разочарован. – Готов поспорить, температура к вечеру понизится. Если погода продержится, мы сможем отплыть завтра или послезавтра. Спешить нам некуда.
– А куда? – спросил Гарри.
– Просто выйдем в Атлантику, чтобы земли не видно было. Кэтрин с детства любит бывать в море. А если погода будет плохая, мы сможем плавать в пруду. Прогулка на «Винабауте» в шторм – сомнительное удовольствие.
– А чем же здесь занимаются ночью, кроме чтения? – спросил Гарри.
– Играют, – сказал Билли, – и ужинают. Знаешь, сколько нужно времени, чтобы приготовить и съесть ужин? А еще нужно вскипятить воду, чтобы помыть посуду. Если мы достаточно отупеваем, а здесь такая тенденция наблюдается – в чем вся соль и состоит, – то зажигаем фонари и играем в «Монополию». Когда Кэтрин брала с собой кого-нибудь из своих подруг или здесь был кто-нибудь из ее кузенов, то в первый вечер мы всегда играли в настольные игры или устраивали шарады. Однажды Гонория – вот ведь имечко, – девочка, которая для Хейлов выглядела слишком по-средиземноморски, купалась в пруду и потеряла бриллиант величиной с мяч для гольфа. Ну, может, и не с мяч для гольфа, но детям не следует давать такие вещи. Он все еще там. Мы, бывало, не доводили эти игры до конца, потому что дети засыпали, и мы относили их в кровати. Мы старались сохранить положение на доске до следующего вечера, но, чтобы это получилось при трех или четырех детях, собаке и ветре, нужна особая удача. Однажды ветром сдуло в пруд деньги, они, я думаю, лежат где-то рядом с тем бриллиантом, и после этого играть было намного сложнее, но это казалось в порядке вещей, потому что продолжала тянуться Депрессия. Мы, наверное, и сегодня вечером не закончим игру, потому что слишком много сил затратим на ужин и слишком поздно начнем. Но главное в том, что спать мы будем так, как, например, в Нью-Йорке никто никогда не спит. Будет холодно и тихо-тихо. Встреч на завтра никаких не намечено, такси здесь нет, и симфонии мусорных баков в четыре утра можно не опасаться. В общем, эффект как от анестезии.
