Догнать его она не могла, и, приблизившись к берегу, он опустил весла, остановился и смотрел на ее приближение. Она выпрямилась и причалила к берегу, пройдя последний отрезок пути в десяти футах от его лодки. Дочерна загорелая и совершенно мокрая не только от воды, но и от пота, она тяжело дышала и явно испытывала облегчение, что может выпрямиться после того, как неизвестно сколько времени гребла, наклонившись вперед. Никогда еще он не видел женщину с таким телом, как у нее, со столь хорошо развитой и красиво очерченной мускулатурой, хотя и непохожей на мужскую. Он немедленно уверился, что женщины созданы быть именно такими – хотя бы потому, что мир во всех своих проявлениях оказывает сопротивление, а жизнь, до самого конца противостоящая этому сопротивлению, создает силу. Она была красива и во многих других отношениях, не в последнюю очередь из-за зноя, который, хотя она была сильно загорелой, делал ее чуть ли не алой.
– Раньше я здесь никогда никого не видела, – почти сердито сказала она.
– Я тоже, – ответил Гарри.
Она сказала это, чтобы защитить свое достоинство, потому что на ней были только зеленовато-синие, как яйца малиновки, атласные лифчик и трусики, влажные, лаконичные и облегающие, хотя и не совсем прозрачные. Она не сутулилась, что, возможно, уменьшило бы великолепие ее телосложения, но держалась свободно, с прямой, как ее доска, спиной. Чтобы держать переставшую двигаться доску в равновесии, ей пришлось ее оседлать, из-за чего его внимание оказалось привлечено к двум сухожилиям, шедшим вверх по внутренней стороне бедер и образующим изящные, округлые каналы, которые, возможно, были самым заманчивым, что он когда-либо видел (соблазны, которым он подвергался прежде, не были настолько велики).
Практически нагие среди сапфирово-синей неподвижной воды, в жарком воздухе Эдема, они видели друг друга во всех подробностях, почти не имея возможности что-либо скрыть. Несмотря на ее величественную манеру держаться, он смотрел в основном на ее лицо, обрамленное влажными каштановыми волосами и сияющее в лучах высоко стоящего солнца. Она отличалась самообладанием, которое дается интеллектом, и он подумал, что интеллект ее, должно быть, так же велик, как и самообладание.
Разгоряченные греблей, они смотрели друг на друга, пока он не понял, что она открыто дает ему понять, что он не может разглядывать ее вечно и что ее почти полная нагота требует, чтобы он начал какой-то вежливый разговор.
– Это вид спорта, о котором я никогда не слышал, – спросил он, указывая на ее доску, – или у меня тепловой удар?
Она опустила взгляд и едва не рассмеялась, скрыв это кашлем.
– Нет, – сказала она, – у вас нет теплового удара. На втором курсе мы на Рождество ездили на Гавайи, и мой отец прихватил с собой эту штуку. Гавайцы катаются на таких по волнам. – Ее волосы спускались длинными, непокорными кудрями, глаза были синими. Он не мог не представлять себе, как она выглядела бы в декольтированном платье или в сарафане и соломенной шляпе.
– Простите, – сказал он, улыбаясь, – я вас мысленно одевал, и это так прекрасно.
– Признаю, это оригинально. Может, вы еще и читаете справа налево?
– Иногда. – У нее не было ни малейшего представления о том, что она только что угадала. – Вы очень быстро идете на этой штуке. Я думаю, это гораздо труднее физически, чем грести на лодке.
– Когда снова поеду на Гавайи, – сказала она, – хочу прокатиться на волнах. Они там настолько большие, что могут убить. Чтобы маневрировать, надо идти на скорости, знать, как повернуть доску, и уметь на ней стоять. Я все это умею и брала эту доску в Саутгемптон. Волны Атлантики быстро разбиваются, но зато это в два раза ближе, чем Гавайи.
– Вы еще в колледже?
Она кивнула.
– А вы?
– Закончил. А какой колледж?
– Смит
[143]
.
– На старшем курсе?
– Через две недели.
– И что потом?
– Я помолвлена. Я…
Его толкнуло под волны, но он удержался на плаву.
– Это не исключает возможности пообедать в городе?
– Нет.
– Со мной?
– Да.
– Вы согласны или это исключено?
– Исключено.
Солнце было слишком горячим, они находились слишком близко друг к другу, и она была слишком великолепна, чтобы сдаваться.
– Может быть, у вас появится соблазн просто где-нибудь пересечься?
– О, – сказала она, – конечно, у меня может появиться соблазн, приятное искушение, такой соблазн, что я буду думать о нем в течение дня или двух, а может, даже когда состарюсь, но я буду сопротивляться искушению, что и вы должны делать.
– У вас характер, должно быть, такой же сильный, как и тело.
– Сильнее.
– Могу я узнать ваше имя на тот случай, если вы расторгнете помолвку?
– Нет, – мягко ответила она.
– Все понятно.
Внезапное увлечение и его безоговорочный конец были похожи на автокатастрофу, и он не знал, что сказать или как прекратить разговор и оставить ее.
– Будем надеяться, что никого из нас не арестуют, – сказал он наконец.
– За что?
– За купание в водохранилище. Вы вся мокрая. Ньюйоркцы посчитали бы благословлением пить воду, в которую вы окунались, но водная полиция может не согласиться – особенно если они слепы.
– Вы хоть когда-нибудь их видели? – спросила она. – Потому что я никогда их не видела, а мы здесь живем.
– Я видел их однажды, когда купался после гребли. Я нырнул под воду и оставался там так долго, как сам от себя не ожидал. Когда всплыл, то увидел их спины. Еще раз нырнул, а когда вынырнул, они уже ушли.
– Спасибо за предупреждение, – сказала она. По ее тону он понял, что пора отплывать, что он и сделал. Она развернула свою доску и с симпатией наблюдала, как он удаляется, не умея полностью скрыть сильное желание остаться, как он заставляет себя работать веслами.
Добравшись до каменистой отмели, он заскользил по ней, увлекаемый течением, выходившим из маленького озера, и скоро уже мчался по основному потоку.
Проснувшись оттого, что его тряс Джонсон – совершенно обессиленный и такой замерзший, что едва держался на ногах, – Гарри все еще пребывал на озере. Выбравшись из-под одеял, он пытался удержать сон, пока исчезали тепло и свет. Сначала холодный воздух был освежающим, но, окончательно придя в себя, Гарри задрожал. Собака не двигалась с места, так что он позволил ей лежать. Бывали пробуждения и похуже. Теперь он чувствовал себя достаточно хорошо и, неплохо отдохнув, почти наслаждался морозным туманом. «Ты свободен», – сказал он Джонсону, который поспешил улечься, чтобы немного поспать.
