Но теперь, когда выделение автоматических межпланетных станций стало практическим вопросом дня, как и в любом непосредственном и живом деле, появилось много «но». «Отделять ли вместе с тематикой коллектив, занимавшийся у него станциями, – думал Главный, спускаясь по эскалатору, – или переключить его на решение новых задач, для которых уже теперь не хватало рук?» Он понимал, что решать нужно быстро, пока он в Москве, где удобно оформить все документы.
«С назначением Главного по станциям не следует спешить. Пускай поработает И.О. Приглядеться нужно».
Он спускался на эскалаторе в потоке других людей, думал, что любое неверное решение станет неконтролируемым и будет исправляться помимо него. «Если коллективу, занимавшемуся станциями, не дать эквивалентной замены, то коллектив начнет хиреть сам по себе. А сотрудники один за другим подадут заявления, и удержать их будет просто нечем. Затем они так же, как грибы после грозы, появятся в новой фирме: потому что им дорог этот созданный ими объект. Переведи их насильно, начнется обратный процесс, который можно замедлить, но не остановить. Однако хватит об этом…»
Он попытался прогнать эти мысли, как это он делал, когда не спалось, а нужно было уснуть. Волевым напряжением разрывается логическая цепь, и голова как бы полна легких шумов, лишенных смысла. Тогда ему пришло в голову, как много времени теряется людьми на молчаливое движение по эскалатору.
«Приделать бы щетки. На одном черную, на другом коричневую, и пассажиры бы выходили с почищенной обувью. Какая чушь лезет в голову», – подумал он, ступая с движущейся лестницы на неподвижный пол.
С эскалатора в мраморный зал тянулись мокрые дорожки. Каждый приносил с собой немного воды в этот замкнутый подземный мир, лишенный обычной смены света и температуры. Но тут поток людей закрутил его, стиснул и понёс в сторону перехода.
– Хоккей, – запоздало подумал он. – Как же я раньше не догадался?
Теперь всё становилось на свои места. Ожидавшие у входа были поклонниками этой игры и ожидали не возлюбленных, а определяемых по глазам обладателей «лишнего билетика». Всё вокруг крутилось, вертелось, дышало в затылок и в лицо, и не было никакой возможности вырваться.
Он нарочно назначил свидание именно здесь. Потому что по расписанию у него должно было быть в это время окно. Он хотел пройтись по Москве и встретить племянницу. Место должно было быть близким к управлению, в котором спустя полчаса он должен был продолжить свой день. Он обычно не без умысла назначал встречу в перерыве между заседаниями, чтобы короткая разрядка придала ему сил. Однако сегодня получалось наоборот.
В Москве, как бы ни был он занят, он обязательно разыскивал племянницу Наташку, предварительно договариваясь: сколько времени выделит ей. Наташка с виду была длинной и нескладной, с печальным, если она серьезна, лицом, и он по привычке называл её – Буратино. Он видел её не часто, от приезда к приезду, и превращение её напоминало метаморфозу бабочки из невзрачной куколки. Он очень любил её по-своему, она напоминала ему дочь, с которой связь отнюдь не по его вине была потеряна, и между ними сложились дружеские отношения, а не покровительственные с его стороны. Когда у него появлялось время, они бродили по Москве, по её любимым местам: переулкам и старому Арбату.
– Ах, хороши эти старые домики, – говорила Наташа. – Там, за углом церковь. Такая аккуратная церквушка, ну, прелесть просто. А Сретенка мне сначала приснилась, когда я её ещё не видела. Потом я поражалась, какой же это точный и верный сон. И поэтому она для меня – сказочная улица. Во сне она была длинная, длинная, и ходить по ней было жутко приятно.
Они заходили к букинистам, листали книги, не спеша, с видом знатоков. Иногда появлялись в тире, и он учил её стрелять по движущейся мишени. Но чаще они гуляли вдоль набережных, где были новые и старые дома, нависшие над рекой, арочные мосты и мало народа.
Они заходили в шашлычные, если бродили днём, или в её любимое кафе-мороженое. У них даже был свой любимый столик на втором этаже, откуда виден весь зал, лежащий внизу. Наташка заказывала «Северное сияние», и они погружали тоненькие ложечки в разноцветную снежную горку. Было тихо и полутемно, и Наташка рассказывала свои запутанные дела, полные многозначительных совпадений, и даже то, чего она никому ещё не доверяла.
Он не перебивал её и слушал внимательно, но глаза нередко выдавали, и она говорила сердясь:
– Ну вот, ты не веришь и считаешь меня ещё маленькой.
Но он и сам понимал, что она нуждается в совете, но не навязывал его, и она сама угадывала в разговоре по его реакции и радовалась, будто решила сама, будто ей самой это пришло в голову. Они часто и много смеялись. А вокруг за столиками, рядом и внизу сидели чопорные старшеклассницы и независимые студентки первых курсов, курившие папиросу за папиросой и пившие розовый морс или сухое вино. Он их высмеивал, а Наташка сердилась, говорила: – Ты, извини меня, немножечко старомоден, а этих ребят и девчонок нетрудно понять.
У эскалатора бурлила толпа. Люди обкатывали друг друга, перемещались с места на место. Он с трудом вырвался из потока, но затем снова нырнул в него, стремясь отыскать Наташку в бурлящих людских водоворотах.
«Молодежь в Москве почти вся без головных уборов, – отметил он про себя. – Наоборот, для женщин наступила критическая пора шляп. Наверное, именно потому они выглядят чуть испуганными, вглядываются встречным в глаза: ну, как я, не смешна ли теперь в новой шляпке или привлекательна?»
Выбираясь из толпы, он ругнул демографов:
– Идиоты безмозглые. Скоро по головам будем бегать, как муравьи, а они будут жонглировать сладенькими словами, а не серьезно, как и положено, заниматься изучением проблемы.
Он постоял на платформе, где было поменьше народа, но толпа несла и несла, и время уже было на исходе. Тогда он чертыхнулся в душе, оставаясь с виду таким же невозмутимым, и с эскалатором поднялся наверх. И опять подумал о том, кому собирался передать межпланетные станции: «Все-таки, немало времени прошло, и не растерял ли он необходимых качеств, отличающих его от других? На первых порах нужно ему помочь. Обязательно». Эскалатор был переполнен и двигался с натугой.
«Даже здесь на эскалаторе, – внезапно подумал он, – найдётся чудак, что поведёт себя нестандартно: хотя бы обернётся назад или побежит, извиняясь и всех расталкивая. А с Наташкой жаль. Экая оказия».
Утром следующего дня он улетел из Москвы, так и не повидав племянницы.
Глава 13
«…Сначала начальство уверяло нас, – писалось в письме, – что мы – настоящие герои. Но когда, издержавшись в дороге, мы начали занимать у них деньги, они перестали нас замечать…»
– Синьоры, – сказал Вадим. Автобус с монотонным жужжанием отсчитывал последние километры внуковского шоссе. – Пора перевести часы. Установим хотя бы среднестатистическое время.
– Шестнадцать двадцать, – первым успел Маэстро.
– Двадцать одна.
