— Ого. Вот так сразу?
— А чему вы удивляетесь? Коль скоро они состоят у нас на учете, так мы и контролируем, кого взяли, а кто еще на свободе.
— Ясно. И ничего нельзя поделать?
— Вы же не хотите предавать этому делу хоть какую-то огласку?
— Мало того, я хочу, чтобы об этом знали только люди из моей группы, Рогозин и вы. Нам, знаете ли, приходится изрядно рисковать с этими переодеваниями, а австрияки и германцы за этот маскарад еще и вешают.
— Поэтому я и не могу действовать официально. Но выход есть.
— Какой?
— Делом занимается судебный следователь коллежский асессор Вольский. Весьма примечательная личность.
— И чем же он так примечателен?
— Ну а чем у нас примечательны чиновники? Взятками. У меня найдется человечек, который сможет занести ему посул. Но стоить это будет дорого.
— Сколько?
— Тысяч пять, никак не меньше. Все же фальшивомонетничество. Это, знаете ли, серьезно.
— Нда. Недешево у нас правосудие.
— Позвольте заметить, судебное следствие. Суд — это гораздо дороже. Но если у вас сложности со средствами, то я могу предложить другой вариант. Правда, он куда более рискованный.
— Только не предлагайте устроить ему побег или отбить у конвоя. С нас достаточно и того, что мы рискуем своими шкурами за линией фронта.
— Сожалею, но это все, чем я могу вам помочь, — давая понять, что именно этот вариант и имел в виду, развел руками Песков.
Деньги у Шестакова были. Оценив его инициативу, Брусилов взялся финансировать формирование разведывательно-диверсионного подразделения. Правда, о чрезмерных суммах речь не шла. Все же, как тут ни крути, а средства эти казенные и подотчетные. Так, к примеру, все закупки в этом своеобразном отпуске-командировке должны подтверждаться документально. Ну и какой документ оформить на дачу взятки? Опять же сумма намного выше, чем затраты на приобретение снаряжения. А закупаться он будет далеко не только в оружейной лавке. Коль скоро появилась такая возможность, пришла пора разнообразить свой арсенал.
Вот и получается, что платить господину коллежскому асессору придется из своего кармана, который, к сожалению, далеко не бездонный. А ведь Шестакову необходимо продержаться еще целых два с лишним года. Когда возникнет потребность в средствах после октябрьского переворота, будет куда проще. Те же банки можно будет грабить без зазрения совести. Все одно ограбят и без него. Разве только с людьми нужно будет поаккуратнее, ну да это они организуют. Зря, что ли, сейчас руку набивают.
Опять же блинодел этот. Он ведь сгодится не только для того, чтобы по тылам противника шастать с относительным комфортом. В конце концов, диверсантам можно и без него обойтись. Но Шестаков намеренно задирал планку все выше и выше. И мастер по изготовлению документов ему куда больше пригодится уже после переворота, чтобы подделывать всякие большевистские мандаты. Те же финансовые трудности можно будет поправить без особого труда, предъявив соответствующую бумажку.
Так что вложение, без сомнения, выгодное. Вот только удар по его карману выходит весьма ощутимый. Впрочем, другого варианта все одно нет. Уж лучше тишком да бочком. Подумаешь, отмазал кто-то, а потом прибрал умельца к рукам, отрабатывать должок. Это ни у кого не вызовет подозрений. Может быть, Шестаков сейчас и на воду дует, но он лучше перестрахуется, коль скоро речь идет о жизнях доверившихся ему людей.
— Засылайте своего человечка, — после короткой заминки произнес подпоручик.
— Вот и договорились. Вы приходите часам к четырем. Уверен, что к этому времени я уже смогу навести мосты.
Ротмистр не подвел. Все было организовано в лучшем виде. Правда, с суммой он несколько ошибся. Нет, с самой цифрой он угадал, а вот с номиналом. Господин коллежский асессор затребовал пять тысяч золотом, что на сегодняшний день составляло почти восемь с половиной тысяч ассигнациями. Хорошо хоть Шестаков еще зимой обменял ассигнации на золото. Иначе и без того серьезный удар по карману оказался бы более существенным.
Уже к вечеру ошарашенного и ничего не понимающего фальшивомонетчика Елкина, которого в известных кругах называли почти по фамилии Елкой, вышвырнули из полицейского управления пинком под зад. Никакой фигуры речи, в самом прямом смысле. Мужичок лет тридцати, довольно щуплого сложения, в обычном сюртучке и кепочке, покрывающей белобрысую голову, отряхнулся и, быстро глянув по сторонам, поспешил прочь.
Его испуганное поведение объяснялось очень легко. Он понятия не имел, что происходит. С одной стороны, его вроде бы приперли к стенке, и перед ним забрезжила далекая сахалинская каторга. С другой — следователь вдруг заявляет, что, мол, вскрылись новые обстоятельства дела. В этой связи уголовное преследование в отношении Елкина прекращено за отсутствием состава преступления.
Вообще-то для блинодела ничего еще не закончилось. Взяв огромную сумму, господин Вольский вовсе не гарантировал прекращение уголовного преследования. Время военное, инфляция и без того набирает рост, и дела о фальшивомонетчиках стоят на особом контроле. Поэтому, что бы ни сказал следователь подозреваемому, его выпустили только за недостаточностью улик А это означало, что улики могут появиться уже завтра и преступника вновь поместят под арест.
Пока же он получил лишь отсрочку, позволяющую разве только скрыться из города. Подпоручику сообщил об этом ротмистр, имевший весьма широкий круг осведомителей. И ведь ничего с этим поделать невозможно. Придется сворачивать свою деятельность в Киеве и отбывать из города в срочном порядке. Благо он успел закончить здесь все свои дела. Вот разве только сам отпуск… Ну так кому сейчас легко, йожики курносые…
Перестук копыт и колес по мостовой замер, и буквально в нескольких шагах от Елкина остановилась крытая пролетка. Едва завидев это, мужчина встал как вкопанный и невольно оглянулся на здание полицейской управы. Вроде бы и ничего подозрительного, да только на козлах отчего-то сидел больно уж молоденький извозчик. Редкость это большая в их среде. Опять же вопросов по поводу его освобождения — просто тьма, и ни одного ответа.
Из-под поднятого кожаного верха пролетки выскочили трое. Елкин не успел даже дернуться, как двое молодых людей перекрыли ему пути бегства, а третий остановился прямо перед ним. Высокий, крепкого сложения, из-под картуза выглядывают светлые волосы. Блинодел отчего-то сразу отметил для себя, что перед ним не урка. И от этого стало еще страшнее. С преступниками он хотя бы знал, как себя вести, а вот с этим неизвестным… Ладно, если окажется политическим, к ним власти относятся очень даже мягко. Но ведь может оказаться и из этих… Шпионов!!!
— Валентин Сергеевич, сейчас вы без лишних слов садитесь в пролетку, и мы отъезжаем, — как можно дружелюбнее произнес Шестаков.
— К-кт-то в-вы? Чт-то в-вам уг-годно? — едва проблеял Елкин, пятясь назад и остановленный одним из молодых людей.
