Это неправда, это неправда,
что мы приходим на эту землю, чтобы жить.
Мы приходим, только чтобы грезить.
Наше тело подобно цветку.
Как трава зеленеет весной,
Так наши сердца раскроются и выпустят бутоны,
которые никогда не увянут.
Поэтический поиск истины часто заканчивается сомнениями:
Кто может правдиво сказать,
есть ли правда или нет ее?
Даже духовное прибежище в эпикурействе, наслаждении жизнью, пока она длится, также нередко проникнуто меланхолией:
На этой земле мы лишь прохожие.
Давайте же проведем жизнь в мире и радости;
Давайте наслаждаться…
Так, словно нам суждено жить вечно;
Так, словно нам не придет время умирать!
Ах, если бы мы могли жить вечно,
Ах, если бы нам не приходилось умирать!
Тот же фатализм мы наблюдаем в отношении к богам. Любовь к пышным церемониям наполняла жизнь ацтеков и достигала своего апогея в религиозных ритуалах.
Обобщения в отношении национального характера всегда опасны и вероятнее всего могут ввести в заблуждение, но типичный ацтек (который, должно быть, представляет собой такую же редкость, как типичный англичанин), судя по всему, был примерным гражданином – скорее консервативным, приверженным традициям. Он был честен и трудолюбив. Его агрессивные инстинкты сдерживались хорошими манерами и самообладанием. Он был церемонен в общении с другими, чувствителен к красоте и символизму, лежащим в основе национальной философии и религии. Склонен к высокопарности, и порой ему изменяло чувство юмора. Он гордился своим положением в обществе. Был суеверен и фаталистичен.
Еда и питье
Крупный рогатый скот завели в Америке европейские завоеватели. Для простой семьи ацтеков мясо было роскошью. Основу рациона составляла растительная пища, которой так богата Мексика.
Приготовление маиса являлось ежедневной заботой домохозяйки, и даже теперь в сельских районах Мексики у женщин это отнимает до шести часов в день. Зерна погружались на ночь в известь, чтобы облегчить очистку от шелухи, затем их отваривали и чистили, наконец, мололи между рифленой каменной скалкой и метате (каменной плитой на трех маленьких ножках). Из маисовой муки обычно делали тортилъи, тонкие круглые пресные лепешки, испеченные на плоских глиняных сковородах около 30 сантиметров в диаметре. Тортильи быстро черствели и через несколько часов уже становились несъедобными, поэтому к каждому приему пищи пекли свежие лепешки. Дневной рацион трехлетнего ребенка состоял из половины тортильи, пятилетний уже съедал целую, а к тринадцати годам – две лепешки в день.
Из маиса также делали что-то вроде каши – алголе, – которую приправляли перцем или подслащивали медом или сиропом из живицы агавы. Другим любимым блюдом были тамале – конвертики из толченого маиса, начиненные пикантными овощами или мясом. Саагун насчитывает более сорока различных форм и начинок тамале, и некоторые из приведенных им рецептов весьма экзотичны. Тамале начинялись грибами, фруктами, рыбой, кроличьим мясом, бобами, индюшачьими яйцами, зеленым и красным перцем – все это довольно аппетитно, но желудок европейца приходит в ужас при мысли о других начинках: пчелином воске, лягушках, улитках, головастиках или аксолотлях (личинках саламандр, которые выглядят как тритоны).
Город Теночтитлан располагался у озера, а со времени своего пребывания в болотах, когда нужда заставляла их есть все, что попадалось под руку, ацтеки научились употреблять в пищу любую разновидность водяных тварей. Рыба была важным источником протеина. Добывали также креветок и личинки водяных насекомых. Подобная пища была уделом бедняков и запасом на голодные годы, но некоторые из этих продуктов считались деликатесами. Аксолотли с желтым перцем были блюдом, приличествующим столу правителя.
Личинки насекомых собирали и с мясистых листьев агавы, а в определенное время года употребляли в пищу муравьев, буквально распухших от поглощенного ими меда.
Фермеры выращивали фрукты, помидоры, амарант, шалфей, авокадо, несколько разновидностей бобов. Кроме того, ацтеки собирали грибы, дикорастущие фрукты и овощи.
Озеро изобиловало дичью, а в случае удачи на суше охотник мог принести домой оленя или пекари, хотя чаще всего его добычей становились кролики, зайцы, суслики или голуби. Ацтеки презирали отоми из горных районов, которые употребляли в пищу «нечистых» тварей – таких, как ящерицы, крысы и змеи.
Единственным домашним источником мяса были индюшки и съедобные собаки. Они были без шерсти – порода сейчас вымершая. Их насильственно откармливали. Они были не в состоянии лаять, и испанский хронист, отец Клавигеро, описывает их как животных «с грустными глазами, не смеющих лаять, даже когда их бьют». Однако для крестьян и ремесленников и мясо птицы или собаки было роскошью, которая позволялась по особым случаям.
Обычно семья вставала на рассвете и работала до десяти часов утра – наступало время для первого приема пищи, которая для бедняков представляла собой лишь тарелку маисовой каши. Мужчина, работавший далеко от дома, обходился приготовленной женой холодной едой. Для тех, кто работал возле дома, основной прием пищи наступал в самое жаркое время дня. Для «неработающих классов» за ним, как правило, следовала сиеста.
У простолюдинов даже основной прием пищи мог состоять всего лишь из тортильяс или маисовых лепешек с бобами, да еще острого соуса из помидоров и красного перца – ацтеки, как и их сегодняшние потомки, любили острую пищу. Эта полуденная трапеза была последней, за исключением чашки жидкой кашицы из семян амаранта или маиса, которую ели перед сном. В доме крестьянина или ремесленника прием пищи – всего лишь короткая пауза в дневной рутине. Члены семьи усаживались возле очага (у них не было столов) и быстро ели, используя в качестве ложек свернутые тортильи. Если были гости, женщины сначала кормили всех мужчин и только после этого садились есть сами.
Безымянный конкистадор заметил, что «пища этих людей чрезвычайно скудна, так мало не ест, наверное, никто в мире», но знатные люди, богатые торговцы и наиболее обеспеченные ремесленники питались совершенно по-другому. Их еда намного разнообразнее, и ночь для них – время праздников и вечеринок. Такие люди могли позволить себе ананасы и шоколад, которые закупались в засушливой области Вера-Крус; устриц и крабов, черепах и морскую рыбу, которые привозились с побережья.
Берналь Диас оставил непосредственное описание трапезы во дворце Монтесумы.
Правитель восседал за ширмой у стола, покрытого превосходной белоснежной скатертью. Прежде чем пища была подана, четыре опрятные и красивые девушки принесли ему воду для омовения рук, в то время как другие подавали маисовые лепешки. «Для каждого приема пищи его повара готовили более тридцати различных кушаний, приготовленных по их обычаю, а под блюда они клали глиняные жаровни, чтобы пища не остыла. Они готовили более трехсот блюд для одного только Монтесумы и еще более тысячи для стражи». Несмотря на это грандиозное меню, сам Монтесума, по-видимому, был воздержан в пище, так как автор далее сообщает, что правитель отведал лишь немного фруктов, предложенных ему на десерт, и был также умерен в отношении шоколада, который последовал за основными блюдами.
