– Объясните, в чём дело, – требует Шарлотта, когда мы обе появляемся на подъездной дорожке. – Ханни, это из-за тебя?
– Вот ещё, – небрежно бросает она. Так бы и залепила ей пощёчину! – Коробка, наверное, свалилась с подоконника.
Шарлотта переводит взгляд на меня и хмурится.
– Черри? Всё так и было?
Я украдкой кошусь на Ханни. Её брови взлетают вверх, как бы говоря: «Попробуй только подставь меня».
– Видимо, да… – угрюмо бурчу я.
– Вы что, поссорились? – задаёт вопрос папа. – Что-то не поделили?
– Что например? – изображает невинность Ханни.
– Всё нормально, пап, – говорю я.
Он переглядывается с Шарлоттой, и я вижу, как тревога в его глазах тает. Шарлотта обращается к дочери:
– В другой раз будь аккуратнее. Следует с уважением относиться к чужим вещам, если делишь комнату.
Ханни закатывает глаза.
– Мам, пожалуйста, можно я буду жить одна? – хнычет она. – Черри тут ни при чём… Пойми, мы почти взрослые, нам нужно личное пространство!
– Милая, всё не так просто, – вздыхает Шарлотта.
Коко взбирается на дерево за японским веером, Скай хватает кимоно за кончик подола, и оно падает ей в руки. Саммер поднимает с земли бумажный зонтик, слегка вращая его. Я протягиваю руку за фотографией и с огорчением вижу, что стекло в рамке треснуло.
– Купим другую рамку, – утешает меня папа. Он бережно складывает всё в картонную коробку и уносит мои «сокровища» в дом.
Шарлотта уводит Ханни. Та продолжает ныть, что ей нужна отдельная комната, что нечестно давить на неё, когда она и так изо всех сил старается привыкнуть к переменам. Моего мнения никто не спрашивает, но ведь я здесь – пустое место…
– Не принимай близко к сердцу, – советует Саммер. – Ханни – жуткая собственница. Переезжай к нам, а?
– Тесновато будет, но ничего, поместимся, – поддерживает сестру Скай.
– Не хочу причинять неудобство…
– О чём ты! Не обращай внимание на Ханни, – вставляет Ко ко. – Она в последнее время немного… не в духе. Выброси из головы.
– Мама говорит, у неё сейчас сложный период, – пожимает плечами Скай. – Только что-то он подзатянулся.
– Ханни очень ранимая, – добавляет Саммер. – Она болезненно переживает уход папы.
– Пора бы ей уже прийти в себя, – сердито фыркает Скай, – как-никак три года минуло.
Я робко улыбаюсь. Трое из четверых сестёр Танберри настроены ко мне дружелюбно. Это уже кое-что!
– Красивое кимоно, Черри, – замечает Скай. – Откуда оно у тебя?
– Мамино… – тихо говорю я, и все три девочки смотрят на меня с искренним любопытством. Мне удалось завоевать их интерес и симпатию. – Кимоно, зонтик, веер и фото – всё, что от неё осталось.
– Вот это да! – выдыхает Коко.
– Как печально, – качает головой Саммер.
– Коробка и вправду свалилась с подоконника? – интересуется Скай.
Я устало закатываю глаза.
– А вы как думаете?
– Черри, мы знаем, что возникла проблема, – говорит Шарлотта на кухне чуть позже, – и что ты не хочешь обострять ситуацию, но… в последние годы Ханни приходится нелегко. Она очень скучает по отцу.
– Понятно.
– Я полагала, вам обеим пойдет на пользу, если поселить вас вместе, – Шарлотта хмурит лоб, – однако вижу, Ханни пока лучше не трогать.
– Конечно, тебе тоже хотелось бы иметь отдельный уголок, – подхватывает папа, но свободных комнат нет и гостевые спальни постоянно заняты, поэтому…
– Чтобы ты не чувствовала себя обделённой…
– Мы перебрали разные варианты, и…
– Ну что, что? – я начинаю раздражаться.
– В общем… Как ты смотришь на то, чтобы пожить в кибитке? – неуверенно спрашивает Шарлотта.
– То есть в саду?
– Гм, да, сейчас ведь июль, так что не замерзнешь. Проведем туда электричество и отопление и, если хочешь, передвинем кибитку поближе к дому, а если тебе страшновато одной, на ночь будем оставлять собаку…
Я не даю Шарлотте договорить.
– Нет-нет, пускай стоит где стоит. Я имею в виду, просто отлично, что кибитка в саду, и насчёт собаки я не против… Ох, я с удовольствием переберусь туда! Шарлотта, это не шутка? Я могу жить в цыганской кибитке?
Я кидаюсь папе на шею, Шарлотта, радостно смеясь, обнимает нас обоих. Решено, переселяюсь!
Нет худа без добра или, по-другому, у каждой тучки серебряная изнанка. Так вот, у моей тучки изнанка особенно хороша. Я сразу берусь за дело и переношу вещи. Одежду складываю в ящики под кроватью, книги расставляю на полке, аквариум с Пиратом превосходно помещается на серванте, выкрашенном яркой краской. Шарлотта постирала и выгладила шёлковое кимоно, а ещё показала, как при помощи бамбуковой палочки, продетой в рукава, повесить его на стену, задрапировав ткань таким образом, чтобы продемонстрировать узор в виде цветущей сакуры.
Скай помогает мне привести в порядок веер и зонтик; папа съездил в деревню за рамкой, так что теперь фотография мамы как новенькая.
Я бы сказала, что наконец чувствую себя как дома, да только дома в моей комнате царил страшный кавардак, это была мрачная нора, где обои отслаивались от стен, а украшением служили рваные постеры. Пол был завален мусором, грязными тарелками, крошками, обёртками от конфет. Однажды я целых полгода не могла найти в этой помойке затерявшуюся туфлю.
Цыганская кибитка в саду в миллион раз лучше. Светлые выгнутые стены, добротные крепкие шкафчики, разрисованные птицами, которые держат в клювах цветы. На полу – мягкий коврик. Шарлотта проветрила матрас, постелила свежие простыни, принесла из дома моё пуховое одеяло, а на случай холода припасла ещё и стёганое лоскутное покрывало. Папа высверлил отверстие в дверной коробке и протянул провод: теперь китайские фонарики есть не только в саду, но и в моём новом жилище.
– Очень символично, – замечает Шарлотта. – Вишенка-Черри живёт под вишнями.
Только теперь я поднимаю голову и сквозь резные тени листвы вижу, что ветви деревьев над цыганской кибиткой гнутся под тяжестью глянцевитых тёмно-красных ягод. От восторга у меня замирает сердце. Настоящие вишнёвые деревья с настоящими вишнями! В Глазго такое разве увидишь?
Папа приставляет к дереву стремянку и срывает для меня целую миску вишен. Я сижу на ступеньках кибитки, нежусь на солнышке, и на языке у меня взрываются маленькие кисло-сладкие бомбочки.
Помню, однажды меня угощала вишнями соседка, миссис Макки. Она научила меня гадать на любимого по вишнёвым косточкам. Я выкладываю косточки и вслух произношу считалку: «Богач, бедняк, солдат, моряк, лудильщик, портной, нищий, вор…» Мне выпадает вор, и это либо Шэй Флетчер, который «украл» моё сердце, либо какой-нибудь урод, в которого я втрескаюсь, – видимо, всё тот же Шэй… Нет уж, влюбляться в него я не собираюсь. Может, мистер Флетчер и очаровал меня ненадолго, только благородства в нём ни на грош. С самого начала был вне игры и всё равно клеился ко мне, да ещё набрался нахальства заявить Ханни, что это я с ним кокетничала. Я бросаю пригоршню косточек в траву и считаю заново: «Богач, бедняк, солдат, моряк…» Нда, моряк – тоже не самый удачный вариант. И где его искать, моряка-то? Кажется, считалка изрядно устарела.
