Так же сомнительно обвинение Сталина или Берии, возглавлявшего в начале 20-х годов ГПУ в Грузии, в гибели в авиакатастрофе заместителя главы Закавказской союзной республики Александра Мясникова. Самолет немецкого производства «юнкерс» рухнул в 1925 году на подлете к аэропорту Дидуби, когда у него загорелся в воздухе двигатель, с Мясниковым погиб и начальник Закавказского ГПУ Могилевский, а также известный в Гражданскую войну руководитель ЧК Атарбеков. Здесь никакие обстоятельства этой обычной катастрофы еще не самой надежной авиатехники не наводят на подозрения в организованной диверсии, но периодически опять вспоминают о руке Сталина или Берии. В том же 1925 году от внезапного инфаркта умирает уехавший лечиться на итальянский курорт под Генуей Юлиан Мархлевский – глава польских коммунистов и один из лидеров Коминтерна, а попутно заместитель Дзержинского в ВСНХ. Если подозревать ГПУ и в этой внезапной смерти советского руководителя, то разве в пределах СССР ее не легче было организовать, чем в зарубежной стране на спокойном курорте Нерви? Хотя нужно признать, что некоторые из таких внезапных смертей и заставляют своими обстоятельствами подозревать спецслужбы в причастности к ним даже в отсутствии твердых доказательств.
Наконец, посмертные слухи вокруг последних дней и даже месяцев жизни самого основателя Советского Союза Владимира Ильича Ленина тоже отчасти касаются деятельности службы Дзержинского. Впрямую наследников уже тяжелобольного вождя революции в его ликвидации почти никто не обвинял, даже с учетом каких-то упоминаний Сталина на Политбюро о просьбе мучающегося Ильича дать ему яд для добровольного ухода из жизни. Сталин тогда, после вынесения этого жуткого вопроса на решение партийного руководства, окруженному врачами и изолированному в Горках Ленину отказал, наиболее подозрительные исследователи намекают: не готовил ли Иосиф Виссарионович себе алиби на случай надобности ускорить уход из жизни своего знаменитого предшественника и побыстрее прибрать всю власть в СССР к рукам. Впервые на возможность тайного отравления Ленина в Горках ГПУ по указке Сталина или о том, что Владимира Ильича могли просто «залечить» неправильными лекарствами те же завербованные ГПУ врачи, намекал еще Троцкий после своего изгнания из СССР, были и позднее такие версии, хотя и не нашли никаких доказательств.
Гораздо больше всплывает доказательств того, что в последний год жизни Ленина кроме затяжной болезни от участия в руководстве страной почти умышленно изолировали его наследники, ссылаясь при этом на требования врачей и, разумеется, используя специфические ресурсы ГПУ. По крайней мере, эта тема проходила в воспоминаниях и Крупской, и ленинских секретарей. Мучившийся от политической изоляции Ленин будто бы дважды напрямую обращался к Дзержинскому с жалобами на это искусственное ограничение его свободы, но Дзержинский оба раза сообщал об этих просьбах Сталину, и кольцо изоляции вокруг уже обреченного пациента в Горках только еще крепче сжималось.
Исследователь советских спецслужб Юрий Фельштинский в свое время излагал версию, что даже все секретарши Ленина, которым он до последнего дня пытался что-то диктовать (Фотиева, Володичева, Гляссер и др.), были с 1922 года завербованы ГПУ и большую часть ленинских записок передавали через эту службу лично Сталину. Хотя Фельштинский и полагал, что здесь такой приказ Сталина выполнял зампред ГПУ Ягода, уже тогда явно ставший человеком Сталина в спецслужбе, возможно и без ведома колеблющегося еще между старым и новым вождями партии Дзержинского. Есть и более экстравагантные версии, что Дзержинский мог обеспечивать изоляцию Ленина и по просьбе Троцкого, с которым еще не разругался тогда вдрызг, или вообще по своей инициативе, чтобы избавить действительно больного вождя от возни пауков партийной власти вокруг него в надежде на выздоровление Ильича и возвращение его к полной деятельности. Хотя версии о блокировании Дзержинского с Троцким или о его самостоятельной игре в тот момент все же выглядят совсем натянутыми, слишком уж он потом был антитроцкистом и слишком пытался оградиться хотя бы лично от этой борьбы в партии. Скорее всего, Феликс Эдмундович все же принял уже тогда сторону Сталина и выполнил при изоляции больного Ленина его указание, ведь Сталин больше всех тогда настаивал на изоляции вчерашнего учителя, он уже был генеральным секретарем партии и становился первым лицом после Ленина почти автоматически.
Здесь речь конечно же не о тайной операции по ускорению смерти вождя Октябрьской революции, а лишь об ускорении его политической кончины, чтобы наследник скорее успел забрать на себя руль махины Советского Союза. Хотя в моральном плане ведомство Дзержинского, созданное именно по инициативе Ленина и всегда клявшееся в верности идеалам ленинизма, в этом случае все равно совершало определенное предательство, по крайней мере в моральном плане. Хотя здесь даже в случае истинности такой версии об искусственно запертом перед смертью в Горках Ленине не все так уж однозначно. И даже здесь нельзя было бы сказать: приспособленец Дзержинский из ГПУ быстро перестроился, выслуживался перед новым хозяином страны Сталиным, наябедничал тому о просьбах Ленина помочь и приказал своим людям удерживать того в Горках под любыми предлогами. Даже в этом случае Дзержинский, как верный солдат партии, мог честно исполнять волю партийного руководства в лице уже ленинских наследников во главе со Сталиным, да мог и верить их уверениям про просьбы кремлевских медиков дать пациенту полный покой для появления шансов на выздоровление.
Глава 3
Дело «Треста» и другие внешние операции
Главная особенность тайных операций в том, что они никогда не кончаются.
Мудрость сотрудников разведки
Двадцатые годы стали для советских спецслужб десятилетием активного выхода на мировую арену, где вовсю заработала внешняя разведка чекистов – ИНО ГПУ, а параллельно с ней и Разведывательное управление РККА. Двадцатые надолго станут золотым веком для разведки Советского Союза, как и источником многочисленных легенд и мифов о разведке. Именно в эти годы молодая спецслужба Советского государства совершила свой мощный рывок, сразу войдя в круг самых опытных разведок европейских стран.
В итоге за 20-е годы в плане профессионализма разведка ГПУ и РККА продвинулась очень сильно, это подтверждают все объективные исследователи, даже те, кто ненавидит сам Советский Союз и в этом резком усилении его разведки видит только безусловное зло для всего цивилизованного человечества. Не зря это двадцатилетие так почитаемо самими чекистами как самый удачный ее период, овеянный романтикой и еще не подорванный бойней в Большой террор кадрового ядра этой разведки. Именно поэтому период 20-х годов во внешней разведке расцвечен легендами самых удачных ее многоходовых операций: «Синдикат», «Трест», ликвидации за пределами Советской России лидеров белой эмиграции, разведывательные гнезда под торговой крышей «Амторга» и «Аркоса», выманивание в СССР английского разведчика Рейли и другие акции, давно ставшие классикой разведывательной работы и разбираемые в академиях по подготовке солдат тайной войны всего мира до сего дня.
В 20-х годах в ГПУ разведкой (ИНО) после недолгого руководства ею Соломона Могилевского, переведенного уже в мае 1922 года в начальники ГПУ по всему Закавказскому краю, долго руководил Меир Трилиссер. Оба были не только из первой когорты чекистов Дзержинского в ЧК, но и из большевиков-подпольщиков с дореволюционным стажем. Трилиссер был в РСДРП вообще с 1901 года, прошел каторгу и одиночку в Шлиссельбургской крепости, ссылку в Сибирь на вечное поселение, в Гражданскую войну служил в ЧК и в Дальневосточной республике Советов возглавлял замаскированный другим названием здешний филиал ЧК – так называемую «Госполитохрану». Назначенный в 1922 году, Трилиссер руководил ИНО ГПУ до 1929 года, пока из-за трений с Ягодой и ультралевые взгляды его не отправили работать в Коминтерне, в 1938 году Трилиссер на этой должности арестован, а в 1940 году расстрелян.
