В стороне валялись кровавые останки солдат, блестели покореженные доспехи. Я не видел, как именно обгладывал их стогнер, не слышал скрежета срываемых доспехов. Но обглодал их монстр удивительно быстро, почти мгновенно, можно сказать.
Лейн и Осмен, ругаясь, искали фонари. Звякало битое стекло.
— Рук-ка… ох-х… Весь в масле…
— Молчи… Нашел?
— Да, один…
— А второй?
Рикет склонился над солдатами и поднял тускло блеснувший фонарь.
— А второй у меня, господа караульщики. Остальные разбились. Бросаем по моему счету! Раз… Два! Да ждите же, когда скажу «Три», тих-хо! Раз… Два… Три!
«Блямс!» — разлетелось битое стекло.
Стогнер даже не поднял головы.
— Один не разбился! — прошипел Осмен. — Воренок, твою…
Коротышка раздвинул плечами солдат и выстрелил навскидку. Стрела разбила фонарь, одновременно с этим сверху простучали шаги, и пылающая стрела сорвалась вниз, в лужу тускло блестящего масла, что растеклось под брюхом чудовища. Желтый огонь лизнул брюхо стогнера, опутал его лапы, и сразу же сверху на его плечи сверкающими болидами упали еще три фонаря, освобожденные из стальных коробов. Один отскочил, но два лопнули где-то там, в пучине глейва, и растекшееся масло мгновенно вспыхнуло, расчертив монстра сверкающими огненными лентами.
Миг — пару заполошных вздохов, несколько ударов сердца — ничего не происходило.
А потом тварь завизжала, тонко, надрывно, как подыхающий крысенок. Вскочила, взмахнула лапами-руками, роняя с мохнатых пальцев огненные брызги и распространяя острую серную вонь. Глейв вскипел, охватил стогнера мутным серым коконом, сквозь который рвалось безжалостное пламя. Лишь голова не была охвачена огнем, и все так же вились над нею гнусные завитки…
Хорошо маслице! А если бы мы хлопнулись на бок? Одно воспоминание осталось бы о Джореке по прозвищу Лис и его недругах!
Щелкнули арбалеты. Я прорвался вперед, выставив ногу, коротко размахнулся и, сокрушив торцом древка чью-то переносицу (вопль «Мой нос, скотина!» долго стоял в ушах), метнул копье, целя в брюхо чудовища. Метнул, приложив все немалые силы Джорека.
Копье глубоко вонзилось в пылающее чрево, застряло там, покачиваясь. А из мерцающей тьмы за спиной стогнера вдруг вылетел залитый кровью всадник и на всем скаку всадил пику в затылок бестии.
Вопреки моим ожиданиями, стогнер не рухнул мордой вниз, — взвыв, горящая тварь упала на лапы, нанизав себя на мое копье, и побежала, вихляя, часто перебирая конечностями и сотрясая землю, туда, где крутым валом до самого неба поднималась серовато-желтая стена глейва. Копье, что торчало из ее затылка, мотылялось при беге, как пика пораженного матадором быка.
Рядом вздохнул коротышка.
— Ну, мы пролили свет на стогнера, можно сказать!
Солдаты нервно рассмеялись.
Я не стал больше глазеть, — огонь подбирается к повозке, вот-вот вспыхнет масло от разбившихся фонарей, — ринулся внутрь, схватил Архея и выволок на свет божий. Солдаты тем временем выносили оружие. Не работал один Рикет: отойдя в сторону, он, улыбаясь, смотрел на суету, сложив на груди тонкие руки.
Всадник объехал повозку, перекликнулся с Торке. Вернулся, придержал коня. Это была Вако, словно искупавшаяся в алой краске, без шлема, без кирасы и, кажется, без скальпа. Конь ее выглядел не лучше: кожаный капюшон пропал, из рваных дыр на шее вытекают кровавые ручьи.
— Мрак! Глейв взбесился! Тварей больше, чем в прошлый раз! К городу пока не пробиться… А у нас… Две сорвались, одна сломала ногу. Моя ранена и скоро околеет. Значит, один с половиной конь на восьмерых. — Она сплюнула мне под ноги кровавым сгустком и указала куда-то во тьму. — Лейн, Осмен, Торке, Башка, здесь оставаться опасно. Постараемся добраться до Судного Дерева. Укрепимся там. Воренка приказали взять живым, а вот про этого генерал ничего не сказал. — Пронзительные, залитые кровью глаза остановились на мне. Вако моргнула, на миг болевой спазм исказил ее мужиковатое лицо. — Значит, человече, быть тебе на острие нашей обороны.
Кто там говорил, что некрасивые бабы сплошь — мужененавистницы, а? Вы были правы, черти!
Сумрак за моим плечом разродился саркастическим смешком. И тихим, предназначенным только любезному Джореку вопросом коротышки:
— Выживешь, умник?
30
Надо же, чтобы так не везло! Да я наверняка самый невезучий человек в этом мире и в том! Или нелюдь — уже плевать, кто я. Меч сломал, вляпался по самую шею в такое дерьмо, что не отмыться вовек. Убийца, мразь, ублюдок — и все это мой Джорек. Приятно познакомиться, улыбнитесь перед тем, как я вас прирежу! Ах да, погодите — не умирайте. Меня убьют раньше. Я же теперь — на острие обороны против инфернальных тварей. Приятно познакомиться — Джорек-Почти-Бессмертный, ага.
— Этого тебе нести, — Вако махнула рукой на неподвижное тело оккультиста.
Ну да, еще один захребетник. Снова меня низводят до уровня вьючного скота. Не слишком ли на сегодня? И вообще, где гендерное равенство? Ладно, мужик ворчит, но делает — на то он и мужик.
Я закинул на плечи колдунишку. Качнулся, но устоял. В другое время да в таком могучем теле я запросто пронес бы этого ханурика километров десять и не запыхался. Ну а теперь — что говорить? — нужно молиться всем богам, чтобы не загреметь носом. Если потеряю сознание, меня бросят на поживу илотам и лярвам. И вперед, сбивая хлипкие подошвы сапог о каменистую почву. В рваной одежде, с ознобом, который окутал тело. С заразой, ползущей по моим жилам с каждым ударом сердца. Хотя насчет заразы — чего опасаться? Я вряд ли уцелею этой ночью. Или все-таки — уцелею? Ведь Архей не просто так выдал свое предсказание!
Позади бабахнуло — раз, затем другой, третий. Масло в уцелевших фонарях взорвалось. Вовремя мы отхромали. Я шаркал в середине процессии, припадая на левую ногу. Чувствовал себя как побитая, но еще не до конца издохшая собака. Для полноты картины мне не хватало высунутого языка. Впереди на уцелевшем тяжеловозе ехал Торке, посадив за собой напарника по прозвищу Башка. Далее следовали караульщики, Лейн и Осмен (кому из них я сломал нос, интересно?), а Вако прикрывала наши тылы, и ясно слышно было, как тяжело, с надрывами дышит ее раненый конь. Рикет скользил то справа, то слева, безмолвно, как призрак. В руках арбалет, за спиной набитый колчан и пара клинков из арсенала гуляй-города. Воренка приказали доставить живым. А что до меня — так насчет Джорека не было приказа. Горящая повозка какое-то время освещала путь, но затем осталась только луна, безмолвная и равнодушная спутница мертвых. Брат Архей что-то тихонько бубнил за спиной, как ужравшийся слесарь. Временами он начинал жужжать сквозь зубы, и тогда мне казалось, что я несу на себе улик с пробудившимся пчелиным роем: вот-вот вылетят и начнут кусать! А хорошо чародеюшке — кровь остановлена, задница перевязана. И даже рот свободен: выплетай себе магические формулы, сколько душа пожелает. Авось да превратишь меня в настоящую лошадь. Ну, на край — в ишака, кем я де факто сейчас и являюсь.
