Омеговцы спешили к основанию эстакады. Пыхнув дымом, завелся вездеход.
Сендер был уже совсем рядом. Стоян, перезарядив ружье, повернулся в багажнике и прицелился в спину улепетывающего Власа.
— Нет! — закричал я.
Сендер одним диском налетел на большой камень, правая сторона его подскочила, старший Верзила повалился на бок, так и не выстрелив, но сразу вскочил.
— Не стрелять!!! — орал я.
Водитель затормозил, крутанув руль. Машину занесло, развернувшись боком, она встала на самом краю, едва не сбросив меня вниз — пришлось отскочить на бетонный зуб. Двигатель закашлял и смолк. Стоян, широко расставив ноги и пригнувшись, целился в спину Власа.
— Не стрелять! — Я толкнул его под локоть. Кочевник нажал на спуск, но ствол подскочил, и пуля ушла выше.
Остальные полезли наружу. Старший Верзила промычал, коверкая слова, преувеличенно гримасничая, морща лоб и жмурясь:
— Чиво-о ты?! В хребет ему… не дал, Альбинос, чи-во-о?
— Прекратить стрельбу! — Я толкнул его ладонью в грудь. — У них Орест!
— Какой Орест? — спросил низкорослый Крум. Он первым выпрыгнул на узкую полоску бетона между машиной и краем эстакады, потирая замотанный грязными бинтами бок. — То кто, Альбинос?
— Учитель мой! Они его убьют, если… Я же передал через Чака: нас двоих отбить надо, мы в контейнере!
— Не вышло бы у нас из контейнера, — возразил высокий тощий старик, чьи седые, блестящие от масла катрана волосы торчали жестоким высоким гребнем. — Как смогли — так и сделали.
Пятеро кочевников выбрались из машины — я знал всех, ведь это были мои следопыты, мой отряд, с которым я ходил по Донной пустыне. Вооруженный длинным ружьем и ножом Стоян — лучший боец в отряде; старик с гребнем — мой первый помощник Де-мир, у него кинжал и пружинный самострел, заряженный дротиками; маленький бородатый Крум с утыканной шипами дубинкой и ножом из плавника катрана, а еще… Я взглянул на бритого Жива и Тодора с его гривой темных волос, у которых были пороховые самострелы с тесаками, — то есть на среднего и младшего из братьев Верзил.
— Вы живы? А Мурдан? Но как вы…
Тодор вообще разговаривать не умел, а Живу на простой ответ потребовалось бы много времени, и вместо них ответил Демир:
— Мурдан вниз свалился с Крыма. А эти за камень схватились прямо под тем, с которого ты на дирижабль перелез. Там висели, пока вы не улетели, а потом и мы появились.
Внизу раздались выстрелы. Пули зацокали по бетону, ударили в машину, и мы присели за ней. Стоян, быстро выпрямившись, выстрелил и сразу спрятался.
Солнце село. «Каботажник» двигался от холма к эстакаде по широкой дуге, чтобы не попасть под пули омеговцев — оставив караван, они поднимались к нам, перебегая от укрытия к укрытию. На борту гондолы я заметил узкий выступ, которого там раньше не было.
— Выходит, это я Мурдана… Стоян, Жив, Тодор, простите меня, — произнес я. — Ничего не понимал тогда, думал, вы за мной гонитесь, чтобы убить. Чак рассказал, что я память потерял?
Демир кивнул, и гребень на его голове закачался. Стоян, сняв с ремня динамитную шашку, полез в карман меховых штанов.
— Подожди, — сказал я, когда он достал огниво.
— Чиво-о ждать?! — прорычал кочевник и щелкнул кремнем, пустив сноп искр на короткий шнур. — Много их, щас тут будут!
Он выпрямился, и я крикнул:
— Тогда на край бросай, чтоб припугнуть только!
Он швырнул взрывчатку и пригнулся. Хлопнули выстрелы, потом громыхнуло, и наступила тишина. Покосившись на приближающийся термоплан, я сказал:
— Так, все меня слушайте. Последний раз говорю: там Орест. Он — мой учитель. Мой… шанти.
Обращенные ко мне лица разом посерьезнели. Это кочевники поняли хорошо: шанти — опытный воин, который обучает вступающего во взрослую жизнь юнца всем премудростям охоты и войны. Шанти может быть отец, а может и другой мужчина. Молодой кочевник не должен бросать в беде своего шанти.
— Бона как… — протянул Крум и, задрав подбородок, почесал короткую жесткую бородку. — Тогда плохо.
— Да, он у них. Если я сбегу — его убьют. Недавно был ядовитый дождь, они набрали кислоту в бочонок и будут поливать ею Ореста.
— Не отбить нам было вас, пока вы в кузове сидели, — произнес Демир. Единственный из племени, не считая вождя, моей матери и меня, он умел говорить длинными связными фразами, потому что долгое время был кем-то вроде нашего торгового агента и часто посещал поселки крымчан.
Старик приподнялся, и тут же внизу хлопнуло. Пуля взбороздила гребень, Демир присел, выругавшись на диалектике кочевников, и провел ладонью по волосам.
— Не стрелять пока никому, — приказал я, пробрался мимо братьев Верзил и выглянул сбоку от машины.
Стало темнее. Омеговцы уже не перебегали, а переползали от укрытия к укрытию. На кабине вездехода возникла фигура в плаще с накинутым на голову капюшоном, подняла бинокль.
Узнав Марка, я махнул ему рукой. Он помахал в ответ, посмотрел себе под ноги и кивнул.
Рядом появился Влас. Присев на краю кабины, протянул вниз руки — и выволок наверх Ореста. Поставил старика и вдруг ударил его в живот, а после сделал подсечку. Учитель упал на колени, Влас схватил его за волосы, задрал голову Ореста и заорал:
— Мутант, я тебя убью! Я тебя лично убью, запомни это!
— Молчать!
Голос Миры раздался где-то неподалеку — значит, она тоже пряталась за одной из куч щебня, вывороченных бетонных плит или пластов асфальта.
— Альб! — крикнула она.
— Здесь! — Я оглянулся на термоплан.
Он приближался к эстакаде с той стороны, где мы прятались. Вдоль борта тянулась длинная труба с большим ребристым набалдашником. Задний конец изгибался углом и уходил в стенку автобуса.
— Что ты вытворяешь, Альб? Мы же договорились…
— Думаешь, я поверил тебе? Я бы привел вас к машине, а что потом?
Из-за бетонной глыбы далеко внизу выпрыгнул омеговец, перекатился и бросился к куче щебенки. Слева от меня выпрямился и тут же присел Крум, грохнул пороховой самострел, омеговец упал.
Застучали ответные выстрелы, над нижней частью эстакады взвились дымовые облачка.
— Не стрелять, вам сказано! — прошипел я.
— Так они до нас доползут, — возразил Демир. — Скажи, пусть не двигаются.
— Мира, прикажи, чтобы твои люди оставались на месте, тогда мои не будут стрелять!
Она отдала приказ и потом прокричала:
— Что дальше, Альб?
— Опять мне баллон пробили! Опять!!! — донеслось сзади, и мы оглянулись.
«Каботажник» почти уткнулся передом автобуса в бетонные сколы. Высунувшийся из дверцы Чак с криком «Примите конец!» швырнул нам трос с петлей, Жив и Тодор подхватили ее и набросили на арматуру. Пропеллер отключился; едва заметно покачиваясь в порывах ветра, машина медленно разворачивалась. Трос натянулся, и арматура заскрипела. От емкости доносилось приглушенное шипение — газ выходил наружу.
