Пиа передала ей чашку с кофе. Надин благодарно отхлебнула.
— Точно не помню, но… — она откашлялась — … все свелось к тому, что я сдаюсь. Он твой, сказала я. Бери и наслаждайся. — Пиа охнула. — Но это еще не самое плохое, — печально предупредила Надин, заливаясь краской, — дальше было хуже.
Она воображала, что ведет себя спокойно, зрело и мудро.
— Бери его! — Ее трясло, незаконная сигарета дрожала меж ее пальцев. — Он твой. У меня было десять лет, чтобы что-то изменить, но не получилось, так что никаких обид, все правильно. Я не позволю снова достать меня, Дилайла, ни за что, я освобождаю место рядом с Дигом, пожалуйста, занимай. Бери его, крути и верти им, как хочешь, а потом опять брось. Мне плевать. Разбей его сердце, как когда-то. Отныне это не моя проблема. Я больше не участвую. С меня хватит. Прощай.
Она положила трубку, сердце громко колотилось. На то, чтобы сделать паузу и осмыслить сказанное, времени не было; новое соображение подталкивало ее к действию, и она опять принялась нажимать на кнопки телефона.
Раздраженно затушила сигарету, дожидаясь пока закончится дурацкий мотивчик из фильма о Джеймсе Бонде на автоответчике Дига. Ее несло, проволочки и пустая трата времени выводили из себя.
— И вот еще что, — истерично начала она после сигнала, — я обращаюсь к тебе, Диг. Я соврала! — выкрикнула Надин, чувствуя, как адреналин льется из ушей. — Соврала, когда сказала, что ты мне не нужен. Понятно? Это была ложь. Потому что ты мне нужен. Был и будешь. Всегда. И… я пьяная. Очень, очень пьяная. Совсем никакая. Я все думала о тебе, — в основном, о твоем члене, если уж на то пошло, — о твоей квартире, и диване, об «Икее», и пушинках на ковре, и мне не хватает всего этого, не хватает тебя, и я врала. Ну вот, теперь ты знаешь. Будь счастлив. Пока. Я всегда буду тебя любить. Пока.
Надин попыталась положить трубку, тыкала ее и так, и сяк, но трубка отказывалась ложиться в гнездо. В тот момент она была довольна собой, довольна тем, как держалась. С этим покончено, думала Надин, сжимая челюсти. Она опять закурила, дрожащими руками открыла мини-бар, приготовила адскую смесь из бренди, джина и «Сан-Мигеля», проглотила ее одним махом, бросилась в ванную, где ее вырвало, рухнула на кровать и мгновенно забылась мертвым сном.
— Ошизеть! — качала головой Пиа, глаза у нее были величиной с блюдце. — Просто ошизеть! Ты это сделала!
Надин тупо кивнула и повалилась на кровать:
— Ужасно. Ужаснее не бывает. Тихий ужас.
— Но ты ведь искренне говорила? Про то, что он тебе нужен?
Надин опять кивнула. Потом затрясла головой:
— Не знаю. Все так сложно. И сил нет разбираться. У меня сердце щемит.
— Знаешь, Дин, если ты говорила правду, то ты молодец. Хорошо, что наконец высказалась. Жизнь слишком коротка, и моложе не становишься, и теперь по крайней мере все прояснится. Так или иначе, но прояснится. И я бы на твоем месте не заводилась из-за этой телки Дилайлы. Это как… как… — личико Пиа внезапно просветлело, — как в «Ущелье Доусона»! Помнишь, Джоуи не сознавала своих чувств к Доусону, пока из Нью-Йорка не привалила вся из себя прикинутая Джен. Но Доусон по-настоящему на Джен не запал, нет. Она была просто фантазией. Но она послужила им обоим катализатором, они очухались и поняли, что нужны друг другу. Правда, потом они все равно расстались… но им же было по шестнадцать лет! Совсем малявки. Хотя по ним не скажешь, фразочки у них дай бог…
Надин в изумлении пялилась на Пиа.
— Ты слишком много времени просиживаешь у телевизора, — вынесла она приговор. — А это не телевизор. Это жизнь. Моя жизнь. И я ее только что к чертям загубила.
— Телевизор и есть жизнь, — наставительно произнесла Пиа. — А жизнь — телевизор.
— Твоя, возможно, — фыркнула Надин, удивляясь в душе примитивности молодого поколения.
— Нет. У всех так. Спорим, когда ты вернешься в Лондон, Дилайлы уже в помине не будет, и ты увидишься с Дигом, и вы поцелуетесь, и все у вас случится, как у Росса и Рэйчел, и у Джоуи с Доусоном, и у Гарри с Салли вместе взятых. Дилайла! Скажешь тоже. Ну разве может Диг остаться с женщиной, которую зовут Дилайлой! Это невозможно. В реальной жизни так не бывает.
Надин хотела, чтобы Пиа ушла. Разговор становился предельно глупым, и у нее болела голова, и ей не терпелось остаться одной, дабы предаться мучительным воспоминаниям, припомнить дословно, что она наговорила на автоответчик Дига. Она закрыла лицо руками, вспомнив пассаж про член.
Удавиться!
Как она могла ляпнуть такое? И зачем ей понадобилось поминать член Дига? Надин даже никогда не видела Дига голым. Эта фраза выворачивала наизнанку их отношения, нарушала динамику их дружбы. Она все меняла. Надин могла бы отпереться от чего угодно, мол, надралась и захлебнулась эмоциями. Посему с нее взятки гладки. Но не теперь, высказыванием о члене она все испортила.
Все кончено и уже никогда не вернется.
Глава сороковая
Ощущение безумия происходящего не отпускало Дига всю дорогу, пока он ехал к Надин.
Это сообщение. Он не может быть правдивым. Дурацкая штука, не иначе. Невероятно!
— Ты ее подговорила? — набросился он на Дилайлу сразу после того, как они в оглушительном молчании выслушали сообщения на автоответчике.
Дилайла молча покачала головой.
— Клянешься? — не унимался Диг.
— Да ты с ума сошел! — возмутилась Дилайла. — Не для того я приехала в Лондон, чтобы устраивать розыгрыши и плести интриги. У меня есть дела поважнее. А ведь я тебе говорила! И вот ты узнал правду, и теперь никуда не денешься, придется разбираться. Пойду поставлю чайник. — Она погладила его по руке. — Позвони ей, а? — Дилайла выглядела уставшей, и Диг устыдился: стоит ли втягивать ее в еще одну эмоциональную заварушку после всего, что она сегодня пережила.
Кое-как придя в себя, он позвонил Надин и немало удивился, обнаружив, что у нее гости. Странно, что она его не пригласила. К телефону подошла какая-то незнакомая девушка, в трубке слышалась музыка.
— Можно Надин? — спросил он.
— Не знаю, не знаю. Подождите… — Девушка была очень пьяна.
Диг ждал почти три минуты, но так и не дождался. Попытался посмотреть телевизор, решив отложить беседу с Надин на утро. Что толку заводить разговор сейчас, думал он, Надин уже напилась. Лучше подождать до завтра, у нас будет время все обдумать, да, так лучше всего. Но ожидание оказалось невыносимым. Это надо обсудить немедленно. Ситуация выглядит слишком странно и дико. Чистое безумие.
Не могла Надин такого сказать! Про его член. Он, наверное, ослышался.
Вечер выдался ясным и тихим. Субботний вечер, напомнил себе Диг. Вцепившись в руль, он мчался на Гордон-хаус — роуд. В это время они с Надин обычно сидели в пабе по соседству с домом или в центре города, с друзьями и только вдвоем, с глазу на глаз или с текущими, так сказать, любовниками. Сейчас они бы уже пили по последней, непременно закусывая карри. И жизнь казалась бы простой и ясной: преданная дружба, глубокая привязанность, любовь и общность, витающие в пивных парах. Надин была бы одета в отпадное платье, купленное на днях в комиссионке, ее громкий смех и яркие одежды, шумное веселье и юмор оживили бы любое место, даже самый задрипанный уголок в самом задрипанном баре. Рядом с ней, возможно, сидел бы какой-нибудь парень, жалкий идиот, очумевший от своей экстравагантной спутницы, не смея вставить слово и наблюдая за Надин с пугливым восторгом: как такая женщина согласилась встречаться с таким, как он!
