— Вокзал Ватерлоо, будьте добры… И я очень спешу.
— Нет проблем, — повеселел шофер, предвкушая гонку по пустым улицам Лондона. — Всегда пожалуйста.
Глава тридцать вторая
В пять тридцать утра Надин сосредоточенно занималась сборами, до выхода из дома оставалось пять минут. Если очень надо, то в пять минут можно втиснуть все то, на что обычно уходит сорок пять. Накануне вечером Надин упаковала вещи, достала из шкафа дорожный костюм, насыпала кофе в чашку, добавив молока и сахара, и хорошенько отмокла в ванной, чтобы не принимать душ утром.
Действовала она с привычной четкостью, но сегодня режим пятиминутной готовности осложнялся сверхплановой задачей: проконтролировать, встал ли Фил и готов ли он к отъезду. Она провела ночь на диване и, когда зазвонил будильник, первым делом распахнула дверь в спальню и включила верхний свет. Жестоко, но ей было плевать: шла почти военная операция.
— Как твоя нога? — спросила она, заглянув в спальню полминуты спустя с зубной щеткой во рту.
— У-у-ф-ф, — ответил Фил, прикрывая глаза рукой.
— Вставай, — подбодрила его Надин, — от тебя требуется лишь одеться… Вот, — она швырнула его одежду на кровать. — Я повесила ее на батарею на ночь, и теперь она сухая и теплая. В твоем распоряжении… — она глянула на часы — … две с половиной минуты. Пошевеливайся.
Тридцать секунд миновало, а Фил не пошевелил не то что ногой, ни единым мускулом.
— Фил! Будь любезен, поторапливайся!
— Черт побери, Дин, — буркнул он, косясь на нее из-под локтя, — ты прямо как майор в казарме.
— Да… я во многом переменилась. Дай-ка посмотреть на твою ногу. — Она шагнула к кровати и безжалостно отдернула одеяло.
Фил плотоядно наблюдал за ней, довольная ухмылка кривила уголки его губ.
— О да-а, — протянул он, такой ты мне больше нравишься. — Суровая мисс Розга. Ты меня отшлепаешь? — произнес противным детским голоском.
У Надин мурашки побежали по коже. Она выпрямилась. Боже, кто этот отвратительный человек?
— Слушай, — Фил попытался сесть, — это прямо как в «Мизери»
[11]
! Привяжи меня к кровати на выходные, а когда вернешься, свяжешь лодыжки, стреножишь, как лошадь, чтобы я не мог сбежать! — Он рассмеялся, слишком громко, наблюдая за реакцией Надин: разделит ли она его веселье? Не встретив желаемого отклика, Фил приподнял бровь, словно говоря «ну, как знаешь», и откинулся на подушки.
Пересилив себя, Надин занялась его ногой — та походила на переваренную сосиску, взбухшую, почерневшую и комковатую.
— Слушай, твою ногу надо лечить. Отвезти тебя в больницу и ли поедешь домой?
— Если честно, я никуда не собираюсь. — Фил насмешливо покосился на нее.
Одеяло выпало из рук Надин, с затаенным ужасом она уставилась на Фила:
— Что это значит?
— Это значит… что на своих двоих мне сейчас дальше двери спальни не добраться.
— Но… но вчера все было в порядке!… Ты дошел сам до квартиры, а потом из ванной в спальню, и…
— Так то было вчера, — с печальным видом перебил Фил. — А ночью случился рецидив. — Он пошевелил ногой-сосиской и поморщился. — Знаешь, она совсем затекла. Не шевелится. Похоже, мне понадобится инвалидное кресло, чтобы выбраться отсюда.
Надин сглотнула. Пятиминутный график летел ко всем чертям. Инвалидные коляски, калеки, грязные шуточки, похотливый козел в ее постели — и все это в пять тридцать утра! В глубине души она подозревала, что Фил врет: опухоль, насколько она могла судить, уменьшилась, да и Фил для несчастного калеки пребывал в подозрительно приподнятом настроении. Но что она могла? Обвинить его во лжи? Сказать: «Пошел ты со своими тухлыми байками», вытолкать из постели и усадить в машину? Ничего не оставалось, как поверить ему. А раз так, ситуация менялась, и ее требовалось обмозговать. Она не может оставить Фила в своей квартире… одного… это немыслимо. Надин снова глянула на часы. Теперь, когда отпала необходимость забрасывать Фила домой, у нее высвободилось немного времени.
Думай, думай, думай… Но о чем тут думать! В половине шестого утра ей не хватит наглости позвонить кому-либо, даже собственному отцу, и попросить вывезти из ее квартиры бывшего и временно обезножившего любовника. Она потянулась к телефонной книге.
— Что ты делаешь? — внезапно встревожился Фил.
— Звоню в больницу. Узнаю, не пришлют ли инвалидное кресло.
— Нет! — рявкнул Фил, хватая ее за запястье. — Я же сказал: никаких больниц.
Надин осторожно выдернула руку и покосилась на Фила.
— Ладно. — Она положила справочник на место. — Но почему?
— Потому… потому… Видишь ли, в моей крови болтается кое-что, чего там не должно быть… смекаешь? И сейчас мне совершенно ни к чему банда настырных медсестер, сующих свой нос куда не следует.
— Хорошо… не стану звонить в больницу. Но надо вызвать кого-то. Кому я могу позвонить? — с надеждой спросила она. — Другу, приятелю… может, той девушке, Джоу?.. Она приедет и заберет тебя, и, возможно, даже инвалидное кресло найдет. — Надин закусила губу, надеясь что не выдала голосом эгоистичное и страстное желание избавиться от Фила.
Фил скривился, словно от боли, и покачал головой:
— В такое время Джоу не найти. Она наверняка все еще в клубе, а больше, как ты знаешь, — он страдальчески глянул на нее, — у меня никого нет. — И понурился, ссутулив плечи.
Чувство вины в который раз гарпуном впилось в Надин. Черт, с Филом надо быть начеку. Стоит ей ощутить к нему неприязнь, как он обязательно словом или делом напомнит ей, какая она мелочная и эгоцентричная, напомнит, что у нее все есть — родители, друзья, будущее, прекрасная квартира… и здоровые ноги.
Вздохнув, Надин не вытащила гарпун, но подалась туда, куда ее тянули, как на привязи. В этом нет ничего страшного, правда? В том, чтобы оставить Фила у себя дома? То есть… ну что он может натворить, если хорошенько подумать?
Устроить бардак? Запросто.
Покопаться в ее вещах? Ничего особенно интересного он там не найдет.
Съесть всю еду? Ради бога, все равно стухнет.
Пригласить дружков-студентов? Что в этом плохого?
Проторчит здесь до ее приезда? Надин вздрогнула. Нет… этого она не допустит. Ни за что.
Господи, мысленно взвыла она, ну почему это происходит со мной? Почему?
— Ладно, — решилась она, — можешь остаться. Но обещай, что вызовешь помощь. Обещай дозвониться до Джоу. Хорошо?
К ужасу Надин, Фил опять прикинулся маленьким мальчиком, слегка надул губы и покаянно кивнул:
