Как уже говорилось, я считаю, что друидизм возник из культа мертвых, который постепенно образовывался в период палеолита и который в период неолита начал распространяться в своей обобщенной форме на восток и запад из некоей области в Северо-Западной Африке. С одной стороны, он достиг Испании, с другой — Египта. Постепенно он проложил себе пути — прямой и окольный, через Галлию — в Британию. В начале железного века он обрел более обособленную форму на нашем острове, который в тот период стал более удален в культурном отношении от континента, чем в бронзовый век. Едва ли удивительно, что этот культ обрел черты своей среды — как в Египте, так и в Британии, однако бесспорно то, что в обеих странах он остался именно культом мертвых.
Это утверждение относительно египетской религии стало таким общепризнанным, что нет необходимости приводить здесь еще какие-то доказательства. Но в отношении ранней британской веры доказательство необходимо, поскольку до сих пор этот вопрос получал лишь поверхностное освещение. Давайте посмотрим, какие свидетельства существуют относительно того, что друидизм действительно представлял собой ответвление великого иберийского или средиземноморского культа мертвых.
«Галлы, — утверждает Цезарь
{16}, — происходят от общего отца, Диса, и, по их словам, это традиция друидов». Дис представляет собой фактически латинский вариант Плутона или Гадеса, бога мертвых, повелителя призрачной области почивших. Ему приписывается изобретение ритуала похоронной процессии, это он схватил Прозерпину и уволок ее в свою мрачную подземную обитель. Черные быки приносились ему в жертву, и следовало пересечь реку Стикс, чтобы достичь его царства. Согласно Рису, он является кельтским богом Ллиром, или Браном.
«С великим презрением к смертному жребию, — говорит Аммиан Марцеллин
{17}, — они исповедовали бессмертие души». «Одна из их догм, — пишет Помпоний Мела
{18}, — утверждает то, что стало общепринятым убеждением в позднейшее время, а именно, что души вечны и что есть другая жизнь в адских областях… И по этой тоже причине они сжигают или погребают вместе со своими умершими вещи, принадлежавшие им при жизни, а в более далекие времена у них даже был обычай откладывать завершение своих дел и выплату долгов вплоть до прибытия в другой мир. Были среди них и такие, кто добровольно бросался на погребальный костер, где лежали тела их родственников, с тем чтобы разделить новую жизнь с ними».
Валерий Максим
{19}, описывая друидов южной Франции, указывает: «О них говорят, что они одалживают друг другу суммы, которые можно вернуть в последующем мире, настолько сильно они уверены в том, что души людей бессмертны».
Тот факт, что друиды приносили преступников и даже невинных в жертву мертвым или богам мертвых, очевидно из указаний Цезаря, Диона Кассия, Тацита, Диодора Сикула и других классических авторов. Это та практика, которая может иметь своим источником только одну идею — идею ублаготворения мертвых. Порой за этим можно усмотреть подношения силам роста, ритуал воскрешения из мертвых, но ранняя история и происхождение этого обычая определенно указывают, в первую очередь, на идею умилостивления умерших. Следы этого ритуала можно найти как в древнем Египте, так и в других областях. Цезарь
{20} указывает, что среди галлов было принято возлагать любимых животных умершего человека на его погребальный костер, он также добавляет, что незадолго до его времени правления приносились в жертву рабы и слуги. Он говорит, что «их похороны были очень пышными и величественными, торжественность похорон была пропорциональна положению умершего в обществе. Все, чему покойный придавал при жизни наибольшее значение, бросалось в костер, даже животные, а в более давние времена зависящие от патрона вольноотпущенные и плебеи, которых он числил самыми для себя дорогими, должны были сопровождать его в другой мир». Они также считали, что «богов можно было умилостивить не иначе как принесением жизни одного человека в жертву за жизнь другого, отсюда следовало, что боги учредили публичные приношения такого рода, которые поручались заботе друидов. У последних имеются большие полые идолы, обвязанные лозами, в них они помещают живых людей и, предавая идолов огню, удушают их. Они считают, что воры, разбойники и другие нарушители закона являются самыми приятными приношениями для богов, но когда возрастающий уровень честности в обществе создает недостаток в преступниках, то их место должны занимать невинные».
Существует много свидетельств того, что культ мертвых был высоко развит среди кельтов. Барды пели хвалы умершим героям, а могилы некоторых из них считались священными местами. Считалось, что некоторые ирландские боги имеют свое обиталище в погребальных каменных пирамидах. В некоторых случаях мертвые хоронились в пределах домашнего очага, в том месте, где имели обыкновение собираться домашние лары, или духи. До сих пор накануне праздника Всех Душ кельты Бретани имеют обыкновение устраивать пир, в том числе для голодных умерших, как это периодически делали египтяне. Овен и змея в виде статуэток — кельтские символы подземного мира — обнаруживаются в галльских захоронениях.
Кэнон Мак-Каллох, описывая культ мертвых в своей небольшой работе «Религия древних кельтов», говорит:
Мертвых также кормили в местах захоронений и в домах. При захоронении ребенка до пяти лет на кладбище Килранелагха в углубление кладбищенской стены помещали чашки, наполненные водой, и предполагалось, что дух ребенка должен был поить ею других духов. В Ирландии после смерти человека для духов выставляется еда, а на похоронах иногда кладут орехи в гроб. В некоторых частях Франции на могилу выливается молоко, а в Бретани и Шотландии предполагается, что мертвые принимают участие в похоронном пире. Это реликты языческих времен, и они соотносятся с ритуалами, которые в ходу у тех, кто почитает предков. В кельтских областях на том месте, где произошла насильственная или жестокая смерть, устанавливается каменная пирамида или крест с целью ублаготворить дух, и прохожие часто добавляют к этой пирамиде по камню
{21}.
Практика проведения похоронных игр и празднеств также представляла собой кельтский ритуал, связанный с культом мертвых, и она напоминает троянские обряды погребений. Мертвых почитали на некоторых празднествах плодородия, таких как Лугназад и Самхайн, которые символизировали рождение и смерть растительности и возникли из представления, что некоторые убитые личности являли собой духи плодородия. «Именно в период оскудения земли, — говорит Кэнон Мак-Каллох, — совершались ритуалы почитания мертвых, ее детей»
{22}. Сэр Джеймс Фрейзер считает, что праздник Всех Святых (1 ноября) должен был занять место языческого культа мертвых
{23}.
Этот тип культа мертвых, как он проявлен в друидизме, не должен быть прямо идентифицирован с пифагорейской доктриной перерождения, или метемпсихоза, согласно которой душа принимает другую форму тела после смерти. Очевидно, что в друидизме мы имеем более древнюю и консервативную форму культа мертвых, являющую собой более раннюю его стадию, чем та, что была представлена в Египте. Г-н Кендрик показал, что хотя Цезарь идентифицировал веру друидов в бессмертие с пифагорейской доктриной, в чем за ним следовали Ипполит, Климент, Валерий Максим и другие, — поскольку, они, видимо, знали об этом вопросе лишь со слов самого Цезаря, — все же представляется невозможным, чтобы имела место какая-то связь между Пифагором или его учениками и кельтами — настолько короткой была популярность его доктрины и настолько ограниченной была ее сфера влияния. С другой стороны, «зафиксированные примеры сходства между друидической и пифагорейской системами недостаточно отчетливы для того, чтобы оправдать заявление об их близком родстве; а кроме того, в каждом случае рост систем может быть обусловлен спецификой местных условий, без прибегания к таким далеким заимствованиям». Он также замечает, что взгляды галлов по вопросу бессмертия души никак не соотносились с учением Пифагора, «согласно которому, такое продленное наслаждение пользованием своим имуществом или перенесение дел на период после смерти были невозможны. Ясно, что они не могли верить в немедленное переселение души в животное или человеческое тело, но они, скорее, верили в сохранение идентичности умершего в опознаваемой форме»
{24}.
