И представляется невероятным утверждение профессора Чайльда относительно того, что эти типы захоронений «были переняты местными жителями у торговцев, пристававших к берегу». Имей такое заимствование место, едва ли могло бы существовать столь точное подобие курганов тем иберийским моделям, о которых упоминает профессор.
Жизнь строителей длинных курганов почти полностью определялась культом мертвых. Сейчас очевидно, что эти люди имели африканское происхождение
{5}. В Испании было найдено огромное количество религиозных предметов, связанных с этим культом, они были сделаны, в основном из кости — идолы плоской и дискообразной формы, «жезлы» из аспидного сланца. Эти предметы, добытые из могил, показывают нам, насколько тщательно проработанным стал культ мертвых на иберийском полуострове в этот ранний период.
Не возникает вопросов относительно того, народ какой расы и культуры сменил в Британии строителей длинных курганов. В долине Рейна имело место слияние народа «колоколообразного кубка» и тюрингского народа «боевого топора». Первый был, вероятно, италийского происхождения, он проложил переход Бреннер из Италии для осуществления походов за янтарем, связав долину Эльбы с Адриатикой приблизительно за 2000 лет до н.э. Это была раса изыскателей и торговцев. «Народ боевого топора» представлял собой изготовителей и пользователей бронзовых изделий, его представители были родом из Венгрии и Трансильвании. В некоторой степени они были смешаны с «альпийцами» — народом, отличавшимся укороченным черепом. Эта раса вторглась и быстро распространилась по всей Британии. Вместе с ней на остров впервые была принесена культура обработки металла и производства золотых предметов в довольно больших масштабах, одной из отличительных ее особенностей было изготовление пищевых и питьевых сосудов особой формы, с колоколообразным горлышком. Вклад этого народа в британскую культуру был, конечно, более значительным, чем их атлантических предшественников. Культуры в разных местах перекрывали друг друга и смешивались. Существует достаточно свидетельств того, что религиозные и мистические идеи первоприбывших иберийских народов восторжествовали, под конец полностью подавив культурное влияние центральноевропейских пришельцев и на все последующее время сообщив преимущественно «иберийский» характер британской религиозной и мистической мысли. Британии было действительно суждено остаться в религиозном смысле иберийской — уже много позднее того, как иберийский культ мертвых исчез в своей собственной изначальной среде. Будучи однажды привнесенной, иберийская форма оказала мощное влияние на воображение исконных британских племен и их преемников, и даже пришедшие позднее кельтские завоеватели, по-видимому, усвоили основные черты иберийской мифологии и привили к ней свои собственные религиозные представления. Все это сделало британскую мистическую мысль уникальной в Европе, и народы континента в начале христианской эры смотрели на нее как образец и прототип древней веры Запада.
Иберийская бронзовая фигурка
Бушуют яростные споры по вопросу о приоритете цивилизаций Востока и Запада. Те, кто утверждает, что восточная цивилизация носит более почтенный характер, рассматривают иберийскую культуру Испании как отражение восточно-средиземноморской или, по крайней мере, как переносчик ее ценностей в более северные земли. Но один тот факт, что на мегалитах Испании сохранились рисунки, по своей технике и характеру почти идентичные (может, лишь более условные) рисункам, относящимся к более древней капсийской культуре, появившейся в северо-западной Африке, должно повергнуть защитников приоритета восточной цивилизации в замешательство. С точностью можно заключить, что крупные центры мегалитической архитектуры в Европе имеют теснейшее родство по восходящей с памятниками палеолита — эры, которая предшествовала зарождению культур в долине Нила и в Месопотамии.
Нам очевидно не только то, что палеолит в Испании и Франции связан с культурой Запада, превосходящей по древности культуры Востока, но и то, что этот период демонстрирует нам самые ранние из известных зачатки великого культа мертвых. Поздние захоронения периода Ориньяк свидетельствуют о первых шагах в развитии мумификации — они относятся, как минимум, к 14 000 лет до н.э. Плоть отделялась от костей, и последние раскрашивались красным, цветом жизни. «Умерший должен был прожить еще один раз в собственном теле, кости которого являлись остовом», — говорит профессор Макалистер. «Раскрашивание его в цвет жизни было процессом, наиболее близко приближавшимся к мумификации из числа известных людям палеолита; это была попытка сделать тело вновь пригодным для его владельца». Исследования, проводившиеся на микроскопическом уровне, показали, что кости, раскрашенные таким образом, в ряде случаев оборачивались кожей, это было первым грубым прототипом бинтования мумий. Достаточно указать на тот факт, что Египет не знает столь древних попыток производить бальзамирование.
Несколько одаренных ученых из числа «ориенталистов» попытались доказать наличие восточного влияния в мегалитической культуре Запада, указывая, что структура, известная как «дольмен», была смоделирована по образцу египетской мастабы. Среди них Эллиот Смит
{6} и Перри являются наиболее выдающимися сторонниками этой теории. Но египетская мастаба радикально отличается от дольмена тем, что представляет собой надгробную молельню, построенную над могилой, высеченной в скале, тогда как дольмен являл собой основание могильного кургана. Эллиот Смит, Перри и профессор Пик, рассматривая связь между европейскими мегалитическими постройками и использованием золота, пришли к заключению, что эти памятники были возведены восточными старателями. Пик считает, что это были шумеры, тогда как Эллиот Смит и его школа выдвигают тезис об их египетском происхождении. По мысли последнего, религиозные потребности в Египте, нужда в животворящей субстанции, предполагаемой культом мертвых, пробудили в стране исследовательский дух и стимулировали путешествия на дальние расстояния. Но в мегалитических памятниках не было обнаружено никаких следов обработанных металлов, а рассуждения относительно того, что восточные путешественники отказывались посвящать туземцев в секреты искусства обработки металла, при этом обучая их искусству возведения дольменов (по Смиту и Перри, идентичных мастабам), едва ли можно счесть хорошо обоснованными и разумными. Почему «старатели» должны были обучать грубые народы Испании и Бретани начаткам своей религии и искусству копирования мастаб, но при этом отказывать им в благе обучения ремеслу обработки руды — это недостаточно ясно. Нет причины настаивать на том, что дольмены не являлись изобретением поздних «осколков» цивилизации палеолита атлантического или западного регионов. «Крупные центры мегалитической архитектуры в Европе — это как раз те области, где очаги цивилизации старого каменного века наиболее заметны», — отмечает профессор Чайльд. Он при этом замечает, что с этим тезисом тоже есть свои сложности. «Каким образом мегалитическая архитектура распространилась от атлантического побережья до Кавказа, не говоря об Индии и островах Тихого океана? Если проведенное (в предыдущих главах) сравнение между ранними цивилизациями Ближнего Востока и Запада имеет какой-то вес, то не абсурдно ли было бы утверждать, что западные варвары обучили египтян и критян культу мертвых?»
