И надо же так случиться, что, едва Мите пришла в голову эта
мысль, ужаснейшая из всех, как дверь тихонечко пискнула и стала понемножку
открываться.
Задвижку надо было закрыть! Не додумался!
В щель просунулася голова, в потемках не разглядеть, чья. Но
сверху и по бокам сей предмет был черный, обвислый: парик с буклями. Он!
Увидев, что мальчик еще не ложился, Маслов скрытничать
перестал. Открыл створку до конца, вошел.
— Не спится? — ласково спросил он. — А мне, старику, и
подавно. Всё думы, соображения разные. Сядем рядком, потолкуем, ладком?
Дверь прикрыл и, заслонив ее спиной, задвинул щеколду — этот
скрытный маневр был выдан тихим полязгиванием.
Может, какой-нибудь другой мальчик, проворней рассудком или
отважней, придумал бы что-нибудь иное, а Митя поступил просто, как велело
естество: завизжал что было мочи. Без слов, но очень громко.
Примерно так:
— И-и-и-и-и-и!!!
И так:
— У-у-у-у-у-у-у-у-у!!!!
И еще так:
— Папенька-а-а-а-а-а-а!!!
Прохор Иванович свою мопсову челюсть отвесил, а сказать
ничего не сказал. Да если б и попытался, вряд ли бы вышло, при таком-то шуме.
Прибежали, заколотили в дверь. Митя как голоса услышал,
сразу нечленораздельно вопить перестал, перешел на осмысленное:
— Я здесь! Сюда!
Куда Маслову деваться? Открыл задвижку, посторонился.
А в спальню кинулись и Жорж, и Малаша, и папенька с
маменькой, и еще там был кто-то, не разглядеть.
— Что… что такое? — вскричал Алексей Воинович. — Что с
тобой, сын мой? Приснилось что-ниб…
Тут он увидел Митиного ночного гостя и осекся.
— Ва… ваше превосхо… Что случилось?
Тайный советник, судя по недоуменно разведенным рукам,
собирался врать, но Митя его опередил.
Бросился к папеньке.
— Я с ним не поеду! Он — Маг!
— Ну, конечно, приснилось, — улыбнулся папенька. — Какой
маг? Это же…
— Великий! Из тайного ордена! Он убить меня хочет!
И стал объяснять, но, поскольку очень волновался, слишком
частил — папенька лишь глазами хлопал, а в толк взять не мог.
Зато Маслов понял.
— Вон! — махнул он слугам. — Не вашего ума дело! Да смотрите
мне, не подслушивать — в каторге сгною.
И снова дверь на засов закрыл, только теперь уже безо всякой
тайности.
— Глядите, глядите! — закричал Митя родителям. — Он больше и
не прячется! Скажите, чтоб парик снял! У него там под волосами знаки! Он заговорщик!
— Не шуми так! — Маменька закрыла уши. — Это несносно! У
меня завтра будет мигрень!
Открыла дверь и вышла — вот как. А Маслов, злодей, опять
щеколдой — вжик.
Вся надежда теперь была на папеньку.
— Что ты такое говоришь, душа моя? — растерянно пробормотал
он. — Какие знаки? И почему ты называешь Прохора Ивановича заговорщиком? Как
можно?
Ну как ему объяснить, чтоб понял, чтоб поверил? Да еще в
присутствии этого!
— Вот, читайте! — воскликнул Митя и подал отцу письмо
Великого Мага.
Алексей Воинович склонился над свечкой, стал читать.
А Прохор Иванович со вздохом сказал:
— Не зря я за тобой, дружок, гонялся. Не в меру востер. Был
бы умом потусклее, можно было бы оставить среди живущих, а так увы. Невозможно.
Папенька от таких слов письмо выронил. Вряд ли успел
дочитать и тем более вникнуть.
— Что вы говорите, ваше превосходительство?! Ведь это сын
мой!
Выражение лица Прохора Ивановича удивительным образом
переменилось: взгляд заблистал спокойно и властно, лоб разгладился и даже
вислые собачьи брыли теперь казались не смешными, а исполненными воли и
величия.
— Твой сын смертельно заболел, — сказал Великий Маг
отставному секунд-ротмистру суровым, непререкаемым тоном. — Жить ему осталось
всего ничего. Он при смерти, разве ты не видишь? Спасти его ты не в силах,
можешь лишь сам заразиться неизлечимой хворью. Если не отойдешь в сторону — ты
тоже не жилец.
Алексей Воинович ужаснейше побледнел.
— Но… я ничего не понял! Какой-то маг, какие-то знаки… Ваше
превосходительство, умоляю! Чем я… чем мы вас прогневали?
— Ты глуп, Карпов, и в этом твое счастье. Сядь. — Маслов
слегка толкнул папеньку в грудь, и тот попятился, сел на кровать. — Только
поэтому я могу оставить тебе жизнь. Да не просто оставлю, а вознесу тебя на
высоты, какие тебе не снились. Знаю, предел твоих мечтаний — услаждать похоть
полудохлой старухи. Я же могу дать тебе неизмеримо больше. Мне нужен доверенный
помощник. Безымянность во многих смыслах полезна, но по временам крайне
неудобна. Обычным слугам не всё доверишь — так можно себя и выдать…
— Я… я всё равно не понимаю… — пролепетал Алексей Воинович.
— То-то и хорошо. Мне не нужен шустрый, от такого жди измены
или ненужного извива мысли. Ты же удовольствуешься ролью моего рычага,
посредством которого я буду приводить в движение махины. Ты будешь единственный
из живущих, кто знает про знаки, и уже одно это вознесет тебя надо всеми.
— Папенька, не слушайте его, он врет! — крикнул Митя, чтобы
родитель поскорей пришел в себя, очнулся. — Вы не единственный, кому будет
ведомо про знаки на его теле! Еще Мартын знает, глухой экзекутор! А раз Маслов
вам в этом врет, то и всё прочее ложь, только чтоб заморочить!
Тайный советник посмотрел на Митю и улыбнулся.
— Бедный Мартын Исповедник. Помер он, Митюша. В тот же самый
вечер, когда мы так неудачно допросили Пикина. Выпил Мартынушка протухшей водки
и приказал себя поминать. Если б он не только глухой, а еще и немой был, тогда
ладно бы. А так нельзя, сам понимаешь. Ты ведь у нас умник. Догадался ведь в
тот же вечер к себе не возвращаться, сбежал из Питера.
Так вот он чего больше всего испугался, дошло до Митридата.
Что я в тот же вечер исчез. Не знает про изгнание из Эдема! Откуда ему? Решил,
что я всё понял и пустился в бега — от него, от Великого Мага. Так, получается,
Пикин мне тогда жизнь спас, вышвырнувши из окна?
