У стола, на котором посверкивал огонечками замысловатого
вида аппарат, стояла Жанна, прослушивала что-то через наушники. Выходит, не
отдыхала, хотя из кухни была отправлена в комнату именно за этим. Да нет,
сообразил Фандорин. Это у нее с Ястыковым с самого начала было уговорено: злой
следователь исполняет свою арию и уходит, оставив запуганного арестанта со
следователем разумным и понимающим.
— Смотри, Ника, если эта будет молчать, расплачиваешься ты,
— предупредила Жанна, а на Миру даже не взглянула.
Николас оценил точность этого психологического приема.
— Поехали.
Ястыков надел вторые наушники, и Жанна быстро набрала номер.
На пульте задергались зеленые и красные индикаторы — должно быть, подавление
локализации звонка, подумал Николас.
— Господин Куценко? — Тембр у Жанны изменился. Стал
металлическим, неживым, как у офисного автоответчика. — С вами будет говорить
дочь.
Сунула трубку Мире не глядя, словно нисколько не сомневалась
в ее покорности.
Та взяла, набрала воздуху и дрожащим голосом пролепетала:
— Папа, это я… Прости меня. Я так тебя подвела…
Поскольку Николасу наушников не выдали, он слышал лишь
половину диалога и почти ничего в нем не понимал, тем более что говорил в
основном Куценко, Мира же односложно отвечала.
— Нет, — сказала она вначале. — Всё нормально.
Потом, мельком взглянув на Нику и секунду поколебавшись:
— Он в порядке.
Фандорин надеялся, что правильно истолковал значение этой
фразы — подозрение в предательстве с него снято.
— Да. И он, и она, — сказала затем Мира, покосившись на
Ястыкова с Жанной. И после этого уже ничего не говорила, потому что к беседе
подключился Олег Станиславович.
— А ты думал? — хмыкнул он. — Конечно, слушаем. Ну что,
Куцый? Как будем работать?
Долгая пауза.
— Нет, не пойдет, — заявил Ястыков. — Давай лучше…
Не договорил. Очевидно, Мират Виленович его перебил.
Жанна отобрала у Миры трубку — девочка свою роль уже
отыграла.
— Зачем так громоздко? — снова возразил Олег Станиславович.
— Я на это согласиться не могу…
А сам подмигнул Жанне и показал ей большой палец. Похоже,
возражал не всерьез — всё шло по плану.
— Разъединился, — улыбнулся Ястыков, снимая наушники. — Ух,
какой крутой и непреклонный. Отлично, Жаннуля, ты опять угадала.
— Гадают на кофейной гуще, а это называется прецизионный
расчет, — назидательно ответила та. — Ну вот, Ника. Как и предполагалось,
благородный отец потребовал, чтобы посредником был ты. Тянутся к тебе люди,
доверяют. Будешь исполнять арию «Фигаро здесь, Фигаро там». Оплата согласно
договоренности.
— Сколько вы ему платите? — быстро спросила Миранда. — А ну
говорите, не то больше к телефону не подойду. Сами слышали папино условие: чтоб
я звонила каждые два часа.
Задетый презрительностью ее тона, Николас не смог себе
отказать в горьком удовольствии, попросил:
— Расскажите, Олег Станиславович, какой гонорар мне
причитается.
Хотел устыдить Миру, а вместо этого встревожил Ястыкова.
Быстро переглянувшись с Жанной, предприниматель сказал:
— Николай Александрович, мы же договорились. Если вас эти
условия не устраивают, я готов дополнительно выплатить компенсацию вашей семье.
Но оставить вас в живых я не могу. Лучше назовите сумму, и, можете быть
уверены, я ее выплачу. Я человек слова.
Отличная мысль пришла в голову Фандорину. Рано или поздно
Алтын выяснит, кто убил ее мужа, она такая. А докопавшись до истины, непременно
захочет расквитаться. Представления о морали у нее не христианские, врагам она
прощать не умеет, и за вырванное око выцарапает два. Честно говоря, в данный
момент он не мог осуждать ее за кровожадность нрава. Интересно, сколько стоят
услуги хорошего киллера, который взял бы заказ на этого кота Базилио с его
лисой Алисой?
Пятьдесят Тысяч?
Сто?
Направление, которое приняли мысли магистра истории,
объяснялось, конечно же, только расстройством нервов и эмоциональной
истощенностью, но это сейчас Фандорину было всё равно. Он улыбнулся и сказал:
— Сто тысяч долларов. Переведите прямо сейчас. Банковский
адрес у меня в записной книжке…
— Нет! — крикнула Миранда. Не истерически и не жалобно, а
властно — да, так, что все к ней обернулись.
— Он останется жив. Иначе вместо комбината вам будет хрен с
кисточкой, ясно?
Если бы девочка говорила дальше, размахивала руками,
визжала, ее, наверное, стали бы запугивать, но она больше не произнесла ни
слова. Набычилась, выпятила вперед подбородок, и стало ясно, что нужно или
убивать ее на месте, или соглашаться.
Жанна разглядывала Миру с интересом.
— В сущности, — протянула специалистка по любопытным
ситуациям, — что он такого уж особенного знает? Ну, меня видел. Так не он один.
Это ерунда. За мной гоняться все равно что за ветром в поле.
— Мне это не нравится, — качнул головой Ястыков. — Против моих
правил. Он смотрел, слушал. Был лишний трёп. Нет-нет.
И тут Мира выкинула номер. Схватила со стола канцелярские
ножницы, что было мочи оттянула свой розовый язычок и замычала —
нечленораздельно, но смысл мессиджа был очевиден: сейчас отрежу.
Ястыков посмотрел-посмотрел на эту эффектную картину,
поморщился.
— Ну вот что, Николай Александрович, — сказал он весомо и
мрачно. — Если ваши дети станут себя плохо вести и вам захочется от них
избавиться, просто расскажите кому-нибудь, всё равно кому, о том, что вы здесь
видели и слышали. Я немедленно об этом узнаю и пойму ваш намек. Окей?
До сего момента Фандорин крепился, старался держаться
мужчиной, а теперь побледнел, задрожал. Возвращение к жизни, на которой ты уже
поставил крест, — процесс не менее мучительный, чем расставание с ней.
Воспитанница Краснокоммунарского детдома только что совершила невозможное —
добилась помилования для осужденного смертника. И как просто! Несколько
коротких фраз, смехотворная выходка с ножницами, и ты спасен.
Во всяком случае, приговор отменен хотя бы на словах.
* * *
