Покачав головой, Смолик направился прочь.
– Вернусь, – громко повторил Гана.
Не оборачиваясь, Тео бросил:
– Не вернешься никогда.
Траки Нес впился глазами в стрейха, мимо которого как раз проплывала лоцманская лодка, идущая в тридцати шагах перед носом «Дали». Если бы сидящий на носу посудины пожилой моряк не указал стоящему за штурвалом Смолику на присутствие в эфире стрейха, Нес ни за что бы не увидел чудище. Лицо бултагарца расплылось в счастливой улыбке. Пираты, туземцы, решительная женщина – хозяйка торгового дома, – Бескайское море и острова из всамделишных блуждающих кораллов... А теперь еще и это – одно из легендарных облачных чудовищ Запада, настоящий стрейх, гигантская ядовитая медуза, похожая на отлитый из дымчатого стекла купол, с гроздьями едва различимых бледных глаз-горошин на боках...
Раньше Нес видел этих существ лишь на картинках в учебных книгах. У стерегущих Цепь стрейхов отсутствовали длинные ядовитые щупальца. Как и реактивный мускульный мешок, выпускающий под давлением напитанный соками медузы влажный эфир, – именно благодаря этим органам, внешним и внутреннему, облачное чудище передвигалось. Снизу из туловища свисал жгут, перекрученные пленочки длиною во много десятков шагов, на конце которых был своеобразный естественный якорь – шипастое тело, напоминающее выцветшего до белизны ерша. В нем находился мозг медузы, ну а жгут являлся одновременно глазным нервом и каналом связи мозга с телом. Жгут закрывали цилиндрические глиальные сгустки, защищающие его, а также ускоряющие прохождение сигналов между мозговым веществом и туловом.
Стрейх питался всей поверхностью мягкого склизкого тела, втягивая, вбирая в себя пищу – начиная от фантомных креветок и заканчивая мелкими серлепками. Сейчас лишенное возможности перемещаться существо было набито кормом до предела. Когда клиргон подплыл ближе, Несу даже показалось, что он различает неясные силуэты, скопище закорючек, мелких косточек, рыбьих потрохов, хвостов и прочего, наполнявшего прозрачно-белый купол, почти лишенный внутренних органов. Медуз подкармливала таможенная рыбацкая розалинда, регулярно совершающая рейсы по стрейховой полосе.
Когда обездвиженный гигант остался позади, лоцманская лодка круто свернула: почти прямо по курсу маячило еще три купола, и миновать их можно было, лишь сделав широкий крюк, так как расстояние между стрейхами оказалось слишком мало для драйера. Нес по-прежнему стоял на носу, глядя то вперед, то влево: «Даль» и следующий за ним «Быстрый» подплывали к месту, где от Тхая отходил крошечный безымянный полуостров. Здесь они должны были оказаться в опасной близости от Орбитиума.
Услышав шаги, бултагарец обернулся. На бак поднималась Арлея Длог, за нею шел пират-преторианец.
– Видите? – Несу пришлось повысить голос из-за доносящегося слева шума.
Они встали рядом. О близости течения свидетельствовала пуховая метель, пурга из крошечных клочков эфира. Траки подумал, что оно напоминает молоко, распыленное в воздухе мельчайшими невесомыми капельками, которые заворачивались смерчами, проносились стремительными потоками, перемешивались и рассыпались на отдельные облака, но не падали, не присоединялись вновь к океану пуха, откуда их вырвала неведомая сила.
– Вы часто упоминаете ваших восточных ученых, – громко произнесла Арлея над самым ухом Неса. – А что они говорят про Орбитиум? Как он образовался?
Глаза Траки блестели под стеклами очков. Он стоял, расправив узкие плечи, гордо возложив руки на планширь, будто священник на кафедре перед многочисленной паствой, и в какой-то миг девушке показалось, что бултагарец даже сияет от радости, благоговейного трепета перед силами природы.
– Vitans mundus, – произнес он. – Одна из тайн непознаваемого мира. Загадка, которую наука решить не может, так же как она не способна заглянуть за купол небес или понять, что такое Канструкта. Но теперь, когда у нас есть свидетельства этого юноши и нашего капитана... Быть может, круговое движение облаков вызвано работой какого-то органа? Что, если где-то на самом дне расположен... главный двигатель? Нечто вроде парового генератора энергии, и облака – следствие его работы, необычный живой пар, что бьет из него и достигает поверхности, а после различными путями опускается вниз, просачиваясь... В таком случае этот бесконечный круговорот вызван необходимостью охлаждения.
– Охлаждения? – переспросил Тулага.
– На ваших эфиропланах – даже тех, что оснащены паровыми двигателями, – подобного устройства еще нет, но паровозки, которые в последнее время распространились на востоке... Некоторые из них способны передвигаться с огромной, невероятной скоростью. Даже быстро бегущий человек не может угнаться за ними! Разве что на короткой дистанции, на разгоне... Двигатели их очень мощны. И эти двигатели перегреваются, понимаете меня? Поначалу, когда ученые и механики еще не разобрались, в чем тут дело, было много аварий, взрывов и смертей: смелые водители паровозок гибли в клубах шипящего пара. Но после один из ведущих паровозчиков Гельштата погрузился глубоко в Канон и вернулся, сумев раздобыть образ охладителя – особого устройства, состоящего из воздушных трубок и вентилятора. Мы предположили, что для охлаждения можно использовать, к примеру, воду – надо лишь изыскать способ охлаждать сначала ее, допустим, при помощи особого долгостойкого сухого льда, – либо поток встречного воздуха, который будет тем сильнее, чем быстрее будет двигаться паровозка. Так почему бы не использовать и облака... Прошу прощения! – заключил Нес, увидев, что собеседники слушают его вполуха. – Механика, всевозможные устройства, летательные и ездильные машины возбуждают меня не меньше, чем далекие путешествия, и я... Глядите, глядите! Это что же, тот самый «Призрачный путешественник»?
Пока он болтал, скошенная береговая полоска справа приблизилась: они вплыли в самую узкую часть пролива, соединяющего Таиты с Бескайским морем. Цепь осталась далеко позади, острова из умерщвленных кораллов исчезли из виду. Стрейховая полоса здесь заканчивалась, своеобразной пограничной вехой для нее служил корпус большого торгового снежня, единственного в своем роде, построенного целиком из облачной лозы. Когда-то его приказал заложить дед Гельты Алие в честь крупной победы над гаерками – в тот раз у них отбили три взрослых гнезда лозы. Позже корабль был отдан за долги частной судоходной компании Тхая, затем его захватили пираты, которые в свою очередь продали его работорговцам, ну а те, попытавшись как-то мглистой ночью проскользнуть сквозь Цепь, напоролись на стрейха, расположенного западнее всех.
– Да он же наполовину в облаках! – вскричал Нес. – Вы видите? Он в Орбитиуме!
– Это не Орбитиум, – возразил Гана. – Возле него мы не сможем проплыть, затянет. Орбитиум дальше, а это называют Завихрениями.
– Турбулентность! – вскричал бултагарец, сияя от счастья. – Ну конечно, конечно!
Снежень, чей корпус напоминал широкое колесо, накренился, кормой погруженный в сияющую белизну. Она шипела и клокотала, не позволяя разглядеть Орбитиум – ревущую стену облаков, которые двигались по огромной дуге, поглощая все, что имело неосторожность приблизиться к ним. Течение в это месте было сильным, и стоящие на носу увидели, как лодочка лоцмана разворачивается, шестеро гребцов вбивают весла в пух, стремясь уйти подальше от эфирной метели.
