Обойдя кухню и любовно огладив рукой все, что в ней было установлено, я заявила Лиз, что уж чересчур… хорошо. Она попыталась убедить меня, будто прежние владельцы недавно все обновили, что вся начинка кухни отдана вместе с помещением, но я знала, что она врет. Я сама не так уж и давно была в «Андреаз» и говорила с ее управляющим. Я доподлинно знала, что ничего они не обновляли. Плюс Лиз избегала смотреть мне в глаза – верный признак, что врет, и ругалась вдвое больше обычного.
– Лиз, это перебор. Я не могу тебе этого позволить.
– Ой, Клэр, заткнись. Вся эта гребаная шелуха шла вместе с гребаным помещением и прежние гребаные владельцы просто хотели избавиться от нее к чертовой матери.
Вруша, вруша!
Половина помещения, предназначенная Лиз, была такой же прекрасной, только без изумительной кухни, как на моей половине. Она показала мне, где хочет поставить стену, чтобы прямо посредине разделить пространство надвое. Лиз намеревалась оставить возле витрин достаточно места, чтобы покупатели могли перемещаться из одного магазина в другой. Ниша создавала бы вполне достаточное уединение на тот случай, если моим покупателям не захочется глазеть на резиновые фаллосы, дамское белье и всяческие мази на половине Лиз. Кроме того, она пообещала проделать позади кухни черный ход, которым мы сможем пользоваться, чтобы ходить туда-сюда, минуя основное пространство магазинов. В каждой из наших половин встала конторка для кассовых аппаратов. На половине Лиз уже выстроились стеклянные витрины, где можно было выставить все, чем она собиралась торговать. Моя половина была пока пуста, но потом можно будет подумать о нескольких столиках, за которыми люди могли бы отдохнуть и полакомиться кофе с выпечкой. Я поняла, что Лиз тут горы свернула еще до того, как посвятила меня в свои планы, очень хорошо зная, что с меня не убудет: могу отказаться от мечты, узнав, скольким предстоит пожертвовать моей подруге. Моя половина была широко открытой, при желании позади можно было увидеть всю кухню и рабочих с поварами. Тогда как половина Лиз сразу же за кассой была отгорожена стеной, поскольку инвентарь она выставляла в дальней комнате. Моя головастая подружка обо всем подумала, и я была потрясена, за какой короткий срок ей удалось провернуть свой план!
Пока Гэвин бесился как хотел, мы с Лиз сидели на полу, обложившись всяческими бланками. По уши залезли в разрешения, лицензии, налоги с продаж, бизнес-планы, страховые полисы и еще сотню всяческих документов, от которых у меня голова кругом шла. Мечта оказывалась так близко, что ее можно было коснуться! Но страх оказаться голышом с ребенком на руках заставлял меня грызть ногти на пальцах до самого мяса. Можно было бы у Фостеров побольше сверхурочных взять и подкопить еще деньжат «на черный день». Само собой, можно было бы выстрадать пару сотен долларов на будуарных радостях с секс-игрушками на побегушках у Лиз, только этого все равно не хватило бы, чтоб потянуть аренду. А я настрого запретила Лиз транжирить из-за меня еще больше денег. Лиз позвонила моему отцу (я даже не успела ей помешать), и вскоре он заявился сам, чтобы поглядеть, что к чему.
– Так как ты считаешь? – спросила я его, когда он, открыв распределительный щиток, нахмурился.
– Проводка добротная. Кухня на отдельной подводке от сигнализации, – ответил отец.
– Я не об этом.
Хотелось, чтоб он вбил в мои мозги немного ума-разума, этим умением он славился. Гаркнул бы мне сурово, что я сбрендила, возомнив, что сумею осилить нечто подобное, или назвал бы засранкой за то, что головой вознеслась выше туч.
Отец спокойно закрыл щиток, повернулся кругом и уставился в потолок.
– Ты знаешь, что я, пока ты училась в колледже, каждый месяц оплачивал твое питание? – спросил он, щелкая поочередно выключателями и проверяя осветительные приборы. – Так вот, в последние пять лет, пока ты дома, я эти деньги каждый месяц откладывал, сберегая в банке на тот случай, если когда-нибудь они тебе понадобятся. С процентами, какие наросли, там в данный момент чуть больше пятидесяти тысяч.
Ошарашенная, я разинула рот, а Лиз, стоявшая совсем рядом и даже не скрывавшая, что подслушивает, принялась голосить с такой силой, что вполне могла одолеть звуковой барьер летучей мыши. Она принялась скакать вверх-вниз, потом обвила отца руками и повисла на нем. Я с места сойти не могла, постигая смысл только что сказанных им слов.
– Мистер Морган, не будь вы отцом моей лучшей подруги, я б прям щас на вас с поцелуями набросилась, – восторженно выпалила Лиз.
– Тут это… у меня… собака в ветлечебнице, – натужно выговорил мой отец, вырвался из объятий Лиз и вышел из магазина.
– У твоего папаши нет собаки, – заявила Лиз, когда вослед отцу прощально звякнул дверной колокольчик.
– Никакой. Но от твоих угроз, воя, плясок и собачьей радости он, в конце концов, умом тронулся.
Лиз понадобился еще час, чтобы убедить меня в том, что согласиться взять деньги, предложенные отцом, – это не эгоистично, а вовсе даже мудро и по-взрослому. Ведь деньги эти он откладывал для меня, чтоб я могла делать с ними все, что захочу. Так почему бы мне не пустить их на устройство бизнеса, о котором я всегда мечтала? Не беспокоясь (по крайней мере, какое-то время) о деньгах? Лиз попросила меня сварганить что-нибудь сладенькое для очередного будуарного девичника, который она поручила мне провести завтра днем. Дженни, подруга ее кузена, устроительница этой сходки, была компьютерным дизайнером. Она предложила помочь Лиз с брошюрами, проспектами, рекламками и т. п. Лиз предупредила ее, что проводить мероприятие буду я и что мне тоже нужно помочь в создании какой-нибудь рекламы для кондитерской. Дженни согласилась в обмен на дегустацию нескольких бесплатных образцов моей выпечки. Я ей готова была собственное сердце дать на пробу, если она мне с рекламой поможет.
После девичника я собиралась отужинать у Лиз с Джимом, выпить вина, поболтать по душам и обсудить название для нашего бизнеса.
«Нашего бизнеса». Я бесконечно повторяла про себя эти слова по дороге домой, стараясь, чтоб они прочно угнездились в сознании. Слишком уж быстро все происходило. Всего два дня назад идея владеть собственным бизнесом была для меня несбыточной мечтой, которая, если и могла осуществиться, то лишь через годы, годы и годы.
Я остановила машину, тихонько отстегнула спящего Гэвина, чтобы отнести его в дом и уложить в кроватку. Когда я подняла его с кресла и уложила головку себе на плечо, он обхватил мою шею ручонками и крепко прижался.
– Прррифетса тебе гажон постичь за жмейку-пастилку, – сонно бормотал он. – А мне дедуля дал пенни.
Я подсмеивалась над привычкой моего сына говорить во сне, пока шла до дома и укутывала его в кроватке.
И гадала, говорит ли во сне и он?
Все утро Лиз добросовестно забалтывала меня, уводя разговор подальше от отца Гэвина, зато теперь, оставшись с мыслями один на один, я вновь дала ему завладеть ими, ни на чем другом я уже сосредоточиться не могла. Вопросы роились в моей голове, не находя ответов. Как он оказался в городе? Если проездом, то больше я его никогда не увижу и не услышу. Он был слишком пьян, чтобы запомнить меня с первой нашей встречи, и история явно повторялась. И прошлой ночью он понятия не имел, кто я такая.
