Роберто погребли у деревенской церкви, отслужив по нему христианскую панихиду. Бруно знал ее слова и заключенные в них надежды; Елену же удивило, что священник просто объявляет о своей вере в жизнь вечную, не подводя под это никаких оснований. В церковь они пришли только для того, чтобы сделать приятное Фульвии, – не зная, как жить дальше, она обратилась к религии.
После похорон пришлось еще утешать и угощать скорбящих на кухне их дома. Елена разносила тарелки с кусками пирога и сластями, Бруно разливал дешевое шипучее вино. Обоим хотелось остаться в одиночестве, оба приуныли, когда веронские кузины Роберто, расположившись как у себя дома, принялись потчевать Фульвию воспоминаниями о его детстве.
Несколько недель спустя Фульвия сказала за ужином, что должна сообщить нечто важное, и что-то в ее тоне заставило Елену бросить быстрый взгляд на Бруно.
– Дети, – сказала Фульвия, – я выяснила в банке, сколько у нас осталось денег. Сбережений Роберто хватит, чтобы оплатить год учебы Елены в университете. Эти деньги лежат на отдельном счету. Если не считать их, у нас остались сущие крохи. Мы больше не можем позволить себе жить здесь. Я попросила банк продать дом и ферму. Думаю поселиться в городе. Я нашла там работу уборщицы, начиная со следующего месяца. Елена, для тебя у меня кушетка найдется, но быть матерью тебе, Бруно, я после окончания этой четверти больше не смогу.
– Но, мама, – Елена вскочила, всплеснула руками, – Бруно так хорошо учится. Его даже в первый поток перевели. Ты же знаешь, как много он читает.
– Знаю, конечно, – быстро согласилась Фульвия. – Он настоящий кладезь знаний. Мне очень жаль, Елениссима. Бруно, милый.
Она накрыла ладонью его запястье.
– Я. я понимаю, – сказал Бруно. Из-за нахлынувших чувств к нему вернулся прежний акцент.
При виде того, как он борется с собственными мыслями, Елену охватили нежность и страх.
– Что же ты будешь делать? – спросила она.
– Постараюсь найти работу, – ответил Бруно. – Как все.
Во времена менее суровые он, наверное, смог бы закончить школу, но теперь у государства средств на такое не было.
Они в последний раз отправились к дубу на вершине холма. Мантую в тот день видно не было, ее укрыла тяжелая туча.
– Куда ты отправишься? – спросила Елена.
Посмотреть в глаза Бруно она не могла, он наклонил голову, чтобы защитить лицо от моросящего дождя.
– Скорее всего в Триест, – ответил Бруно. – Может, получу работу на судостроительном заводе.
– Оставайся в Мантуе, – предложила Елена. – Там для тебя наверняка найдется какое-нибудь дело.
– Какое? Мусор убирать?
– Ну, хоть рядом с нами будешь.
– Нет.
Елена притронулась к его руке.
– Ты ведь был с нами счастлив?
Бруно тяжело вздохнул.
– Эта жизнь была лучше той, какую я вел прежде, однако я никогда не верил, что она надолго. Я учился, читал, но ничего от этого не ждал. Читал, потому что мне было интересно. И учился жить в своем воображении.
Елена замерла от холодности, звучавшей в его голосе.
– А я? Вернее, я и ты. Ведь мы же, друзья?
На миг Елену охватил ужас от мысли, что это – лишь плод ее воображения. Она не сводила глаз с лица Бруно.
Он не смягчился, не улыбнулся.
– В прежние времена я дружбы ни с кем не водил и потому не знаю, как она выглядит, Елена. Что нас с тобой соединяло? Дружба?
– Нет, что-то большее.
– Откуда ты знаешь?
Елена покраснела.
– Другие девочки в школе называют себя подругами, но они только сплетничают, хихикают и, Нет, живется им весело, не отрицаю. Но видно же, что настоящей близости между ними нет. Они не чувствуют того, что чувствуем мы, – что мы практически один человек.
– Ты же не знаешь, может, Джулия с Марко именно так себя и чувствуют.
– Да они только о тряпках и разговаривают.
– Но тебе просто не с кем меня сравнить. Сама же говорила, что никаких друзей у тебя раньше не было.
– Раньше мне никто и нужен не был. А теперь я не хочу потерять тебя.
– Выходит, это «любовь»? – спросил Бруно. – Или что?
– Ну конечно! – Елена, разволновавшись, встала. – Ты такой упрямый, Бруно. Попробуй хоть раз трезво взглянуть на вещи. Наша жизнь – не то что твои придуманные истории. И больше такая любовь к тебе не придет.
– К отцу ты питала такие же чувства?
– Нет. Не такие. И оттого, что я питаю их к не родному мне человеку, они становятся лишь более чудесными.
Бруно провел ладонью по волосам, повернулся к Елене и сказал:
– Никто не вызывал во мне ощущений, которые, как я думаю, именуются радостью и счастьем, – только ты.
– Спасибо. И ничего больше не говори. Только это я от тебя и хотела услышать.
Однако Бруно продолжил:
– Возможно, когда я был маленьким – в лагере, потом в приюте, – мою способность чувствовать это. выжгли. Ты иногда смеешься, я вижу свет в твоих глазах и испытываю счастье. Только не знаю чье – твое или мое. И думаю: может, это какая-то болезнь?
– Нет-нет, я ведь чувствую то же самое, – сказала Елена и, заплакав, присела рядом с ним, сжала в ладонях его запястье. – Если это болезнь, значит, больны мы оба. Вот это я и люблю в тебе, Бруно. Возможность получать радость от кого-то. от другого человека, не от себя!
Елена припала к Бруно, и он крепко обнял ее. Погладил по волосам.
– Как же это может быть? – спросил он.
– Не знаю. Просто так получилось. И если ты уедешь, то унесешь с собой мой единственный шанс.
Она просидели на земле долгое время, не обращая внимания на дождь. Елена укрылась полою плаща Бруно и слышала, как его сердце бьется рядом с ее грудью. Всегдашняя способность видеть себя со стороны говорила ей, что время проходит, однако она обняла Бруно покрепче и на миг смогла об этом забыть.
Жизнь без Бруно стала для Елены во многом тем же, что и жизнь до него: одиночеством. Разница состояла в том, что теперь она могла обратить свою странную асоциальность в социально приемлемую карьеру. Ее учителя не сомневались в том, что она посвятит себя науке – Елена была самой толковой ученицей, какую когда-либо видела местная школа. Она не нуждалась в понуканиях учителей, да и практически в их руководстве, а во всех областях биологии уже разбиралась лучше их. Университет принял ее сразу на второй курс, поскольку письменная работа, которую она представила вместе с просьбой о стипендии, показала, что программу первого курса Елена успела пройти самостоятельно. Это плюс деньги, оставленные Роберто, означало, что оплачивать придется только один год учебы, а представленная работа оказалась настолько многообещающей, что региональный совет по образованию согласился ссудить абитуриентке всю запрошенную сумму.
