– Какого демона ты сделала это? – спросил наконец он, осторожно опускаясь на стул позади. Диш расстегнул ворот рубахи и медленно покрутил головой характерным движением человека, которому не хватает воздуха для дыхания. – Ты совсем сдурела из-за этой свадьбы?
– Оно было отравлено!
– Что? – Пальцы Диша замерли на перламутровой пуговице рубашки.
– Я подлила туда серапионову слюну, – сказала Арлея. – Хотела отравить тебя за то, что ты продал меня туземцу! Я… Ты не успел глотнуть? Оно…
– Что… Как ты… Что ты сделала? – Лицо Диша побагровело, он вскочил, опрокинув стул, и засипел, одной рукой разрывая воротник, а другой выдергивая из стола ящик. – Серапио… Ты налила туда…
Ящик полетел на пол, а в руке торговца оказался пистолет. Длог поднял его, медленно заваливаясь назад, направив ствол в грудь Арлеи, просипел:
– Убью. – Выстрелил и рухнул на спину.
* * *
Над этим местом стоял постоянный шум: шорох, издаваемый мириадами пуховых хлопьев, мельчайших частичек и белых нитей облачного эфира, складывался в шипящий гул. Облака бились в каменную кладку, завивались кольцами; невысокие смерчи, кренясь, как пьяные, бродили между останками стены и вокруг самой башни, которая превратилась словно в обломок широкой каменной трубы, поднимающийся из дна, по остову конюшни и голым стволам мертвых деревьев, с которых поток давно сорвал все листья и обломал ветви.
Большой кусок кладки почти в десяток шагов длиной, но шириной лишь в локоть, отвалился от постройки и упал на крышу конюшни, проломив ее. Крыши давно уже не стало, а обломок теперь лежал наискось, дальним концом нависая над границей, где заканчивалось мелкооблачье. Там берега бухты превращались в склоны ущелья, и перекаты эфира, клокоча, втягивались в него, с невообразимой скоростью неслись дальше. На это место было сейчас направлено около полусотни разноколиберных стволов.
Когда пуля расщепила край лозоплавки и та накренилась, съезжая со скользкой от крови спины, Гана выкатился из «раковины», створками которой стали две посудины охотников. В следующее мгновение сразу несколько пуль вонзились в то место, где он только что лежал. Руины были прямо перед ним, и он нырнул в узкое окошко, которое заметил под поверхностью. Оказавшись внутри башни, выставил голову посреди участка спокойных облаков, увидел кладку со всех сторон, круг неба над головой, вцепился в щель между камнями, вонзил клинок во вторую щель и пополз.
После сражения в роще с охотниками у него остался только один нож и ни одного топорика-пуу. Добравшись до второго окна, расположенного куда выше, Тулага сжал нож зубами и выглянул. Затем скользнул наружу, пробежал, расставив руки, по стене, раня ступни об острые сколы камней, слыша сквозь клокотание крики и свист – с берега его заметили.
Раздалось несколько выстрелов – и ни один не достиг цели. Высоко подскочив, Гана перемахнул на лежащий наискось длинный кусок кладки, но не успел сделать и шага, как вскользь к его икре пролетел брошенный сбоку двузубец. Он рассек кожу, но не мышцы, однако Гана, споткнувшись, упал. Повернувшись набок, увидел высокого белокожего старика. Тот прыгнул с лозоплавки, одной рукой вцепился в локоть Тулаги, не позволяя ему схватить зажатое в зубах оружие, навалился на вторую руку, стараясь при этом выхватить свой нож из браслета на предплечье. Беглец дернулся, но старый охотник был еще очень силен. Гана видел других ловцов – они приближались к руинам, кто-то плыл, кто-то уже вскочил на камни, – видел берег, моряков и собак, толпу позади и наведенные на башню стволы, чернокожего великана у подножия холма и стоящего на вершине принца с поднятой рукой… Потом яркий дневной свет ослепил его, он замычал, захрипел, выворачиваясь из-под гибкого тела, мотнул головой – кончик зажатого в зубах длинного клинка глубоко прорезал ушную раковину охотника. В этот миг противник смог выдернуть свой нож из чехла на предплечье…
Утланка Бол вскрикнул, приподнялся, ударил – и промахнулся, потому что за мгновение до того Гана, чья правая рука неожиданно оказалась свободной, перехватил рукоять ножа и вонзил лезвие в разинутый рот старика.
Спихнув с себя обмякшее тело, он встал на колени. Ловцы были уже среди руин, со всех сторон, слева и справа неслись лозоплавки, по камням бежали люди с занесенными над головами двузубцами.
Над руинами взметнулся рев нескольких десяток глоток. Утланка Бол был кем-то вроде неформального главы касты облачных охотников – символом того, что ловец серапионов может не просто дожить до старости, но и разбогатеть, – а теперь на середине длинного куска кладки лежало его мертвое тело.
– Цельтесь! – заорал с вершины холма Экуни Рон.
Тулага вскочил, выскользнув из-под руки могучего туземца, попытавшегося ухватить его за волосы. Он прыгнул к приподнятому над облаками концу кладки и, видя охотников под собой, оттолкнулся.
– Поздно, принц! – завопил стоящий у подножия холма Трэн Агори, поворачиваясь. – Не стреля…
– Огонь! – выкрикнул Рон, резко опуская руку.
Полсотни военных моряков выстрелили.
Но было действительно поздно: толпа охотников накрыла беглеца.
* * *
Грохот раздался в тот миг, когда голова и плечи Ганы погрузились в пух. Следом прыгнули четверо ловцов, множество их нырнуло с кружащих вокруг лозоплавок, и еще больше охотников было уже внизу, чтобы встретить убийцу среди эфирных перекатов, когда он очутится там.
Пули и дробь прошили облака – те взбурлили. Несколько мгновений невозможно было ничего разобрать, потом красный цвет смешался с белым, и мутно-розовое, казавшееся маслянистым пятно стремительно развернулось, разошлось вокруг руин.
Экуни Рон растерянно вглядывался туда, не понимая, что происходит. Месиво тел будто закупорило горло реки. Кто-то извивался, над поверхностью взметались руки, ступни и колени, возникали и исчезали головы; потом взлетела, будто ею выстрелили, носом вверх лозоплавка, перевернулась и плашмя рухнула обратно, подняв тучу красных хлопьев.
А затем убийца встал во весь рост ближе к берегу и побрел по пояс в розовой жиже к реке.
У подножия холма Трэн Агори взревел. Выхватив саблю, великан прыгнул в облака. Экуни смог разглядеть юношу – не островитянина, но и не белого, кожа его имела цвет кофе, сильно разбавленного молоком, – медленно шагающего вперед. Он старался оторвать от своей шеи пальцы охотника: тщедушный старик повис на беглеце спереди, обхватив ногами и левой рукой, а правой пытаясь задушить. Второй охотник – туземец, совсем еще мальчишка, – волочился сзади, вцепившись в короткую косу на затылке убийцы. Покачиваясь, тот сделал несколько нетвердых шагов, а затем что-то произошло… Принц подался вперед, сжимая кулаки. Убийца нагнулся, его рука, будто гибкая змея, выскользнула из-под старика, по локоть опустилась в облака, выдернув из них сломанный на середине двузубец, до того лежащий на дне. Блеснул длинный крюк – раз, второй, прочертив в дневном свете две расходящиеся искристые дуги, – и два тела упали. Убийца сделал еще шаг, повернул голову к берегу – и тогда Экуни Рон узнал его. Принц вскрикнул. И тут же Красного Платка не стало видно: очутившись там, где глубина резко увеличивалась, он попытался нырнуть, но в этот миг успевший на ходу скинуть рубаху Трэн Агори добрался до него, заслонив широкой черной спиной. Сабля взлетела, опустилась, лязгнув о поломанный двузубец, взлетела опять, понеслась вперед наискось…
