Мужчины-заключенные, отряженные на разгрузку грузовика, тоже так считали. Увидев во дворе гестаповцев, они заволновались. Поскольку как механики они пользовались определенными привилегиями, то быстро отогнали машину вниз по склону, где протекала речка, и опустили ящики с бутылками в воду. Двести тысяч сигарет нашли себе более надежное укрытие под большой трансформаторной будкой на силовой подстанции.
Важно отметить, что такое количество сигарет и выпивки в кузове говорило, что Шиндлер, который всегда предпочитал пускать в оборот натуральные продукты, уже подумывал о деятельности на черном рынке.
Заключенные пригнали грузовик обратно в гараж, и в этот момент взвыла сирена, оповещающая об обеденном перерыве.
Герр директор обычно ел вместе с рабочими, и механики надеялись, что увидят его и смогут объяснить, какая судьба постигла столь дорогостоящий груз.
И действительно, Шиндлер довольно быстро возвратился из Брно, но у въездных ворот жестом вскинутой руки его остановил гестаповец и приказал тут же покинуть машину.
– Это мой завод! – рявкнул на него Оскар, и это услышал один из заключенных. – Если хотите поговорить со мной, будьте любезны сесть в машину. В противном случае следуйте в мой кабинет.
Он въехал во двор, а двое гестаповцев рысцой сопровождали его машину по обеим сторонам.
В кабинете они принялись задавать вопросы о его связях с Амоном Гетом и о его хищениях. «Я в самом деле привез сюда несколько чемоданов, – признал Шиндлер. – Они принадлежат герру Гету, и он попросил меня позаботиться о них до его освобождения». Гестаповцы выразили желание заглянуть в них, и Оскар провел их в квартиру. Там он с холодной сдержанностью представил людей из пятого управления фрау Шиндлер. Затем вытащил чемоданы Гета и открыл их: они были набиты костюмами коменданта и образцами старой униформы тех времен, когда Амон был еще юным унтером СС. Перерыв их и не найдя ничего ценного, они объявили, что Оскар Шиндлер арестован.
Эмили агрессивно накинулись на непрошеных гостей: у них нет никаких прав, заявила она, забирать ее мужа, пока они не сообщат, какие против него выдвинуты обвинения! «Нашим друзьям в Берлине это категорически не понравится», – сказала она.
Оскар посоветовал ей умерить пыл и помолчать.
– Позвони, пожалуйста, дорогая, моей помощнице Клоновской и попроси ее отменить все назначенные встречи.
Эмили знала, что это значит.
Клоновска в который раз повторит свой трюк с обзваниванием: она известит об аресте Шиндлера Мартина Плате в Бреслау, людей генерала Шиндлера и всех остальных шишек. Один из служащих пятого управления извлек наручники и защелкнул их на запястьях Оскара. Они усадили пленника в автомобиль, доставили на станцию в Цвиттау и сопроводили на поезде в Краков.
Последний арест напугал Шиндлера больше, чем два предыдущих, вместе взятые. В этот раз не было никаких любвеобильных излияний полковников СС, деливших с ним камеру и распивавших его водку. Позднее Оскару удалось восстановить многие детали своего пребывания в застенках СС.
После того как люди из Пятого управления провели его сквозь огромный неоклассический зал центрального вокзала Кракова, к ним подошел человек по имени Хут. Он служил вольнонаемным инженером в Плачуве, всегда раболепствовал перед Амоном Гетом, но имел репутацию человека со многими тайными пристрастиями. Эта встреча могла быть совершенно случайной, но можно и предположить, что Хут сработал в паре с Клоновской. Хут упорно пытался пожать скованную руку Оскара Шиндлера. Один из людей из сопровождающих офицеров запротестовал:
– Вам что, так уж неймется подержать за руку арестованного?
Хут в ответ разразился заздравной речью в адрес Шиндлера: «Это же сам герр директор Шиндлер – человек, глубоко почитаемый всем Краковом, важный промышленник!»
– Я не могу и представить его в роли заключенного, – заявил Хут.
Что бы ни значила эта встреча, Шиндлера все же усадили в автомобиль и по знакомому маршруту в который раз повезли на Поморскую улицу.
Его поместили в комнату, подобную той, где он коротал время в течение первого ареста, – в комнату с кроватью и креслом, ванной, но с зарешеченными окнами. На душе у него было паршиво, хотя и вел он себя с медвежьим спокойствием.
В 1942 году, когда его арестовали на следующий день после тридцать четвертого дня рождения, слухи о том, что Поморская оборудована пыточными камерами, были хоть и устрашающими, но неопределенными. Теперь же всякая неопределенность исчезла. Он был уверен, что Пятое управление не погнушается никакими пытками, если Амон Гет и его дела всерьез занимают их.
Этим же вечером герр Хут посетил узника, принеся с собой кастрюльку с обедом и бутылку вина. Хут поговорил с Клоновской, но Шиндлер так до конца и не разобрался, была ли причастна Клоновска к «случайной встрече» Оскара и Хута на вокзале. Как бы то ни было, Хут оповестил его, что Клоновска подключает к его спасению из лап СС «старых друзей».
На следующий день он подвергся перекрестному допросу двенадцати следователей СС, один из которых был еще и судьей. Шиндлер отрицал, что давал какие-либо деньги с целью убедить коменданта (в вольном изложении показаний Амона) «полегче наезжать на евреев». «Я мог дать ему взаймы», – предложил свою версию Оскар. «Почему вы давали ему взаймы?» – поинтересовались они. «У меня серьезное военное производство, – завел старую песню герр директор «Эмалии». – У меня штат профессиональных рабочих. Травма любого из них обходится мне в копеечку – и не только мне, но и Инспекторату по делам вооружений, и всем нашим военным усилиям! Если я находил среди контингента заключенных в Плачуве квалифицированных мастеров того сорта, что требовались мне на производстве, тогда, разумеется, я просил за них герра коменданта. Они были нужны мне в целости и сохранности. Мое дело – производство, только его ценю я и Инспекторат по делам вооружений. Именно с этой целью, для того, чтобы герр комендант оказывал мне содействие в таких случаях, я и давал ему взаймы».
Такая позиция содержала скрытый оттенок обвинения в адрес старого приятеля, Амона Гета. Но Оскар особо не переживал по этому поводу. Его глаза излучали непогрешимую искренность, голос звучал так проникновенно, то и дело прерывался. Не затратив на это ни единого лишнего слова, Шиндлер дал понять следователям, что деньги у него попросту вымогали.
Впрочем, это не возымело никакого действия.
Его вновь заперли в камере.
Допросы продолжались на второй, третий и четвертый день. Ему не угрожали, но допрашивали с пристрастием. В конце концов, Шиндлеру пришлось полностью отречься от дружеских отношений с Амоном. Это было не так уж трудно: он и в самом деле испытывал отвращение к этому человеку. «Я вынужден был сотрудничать с ним», – заметил он офицеру из Пятого управления, пересказывая слухи, которые ему довелось услышать о Гете и его молодых прихлебателях.
Амон Гет так никогда и не догадался, что Шиндлер всегда презирал его – и охотно помог следствию по делу против него, возбужденному Пятым управлением.
