Будь Плачув в самом деле индустриальным районом, он бы серьезно разочаровал любого серьезного наблюдателя. Амон, Бош, Лео, Йон, Иозеф Нейшел и другие – все считали его образцовым на том основании, что он обогащал их. Они испытали бы потрясение, доведись им узнать, что одна из причин, по которой их лавочка продолжала существовать, было нежелание инспекции по делам армии разрушать экономическое чудо, которое они создали.
На деле – единственным экономическим чудом, связанным с Плачувом, было личное благосостояние Амона и его клики. Любой непредвзятый человек искренне удивился бы: почему в мастерские Плачува поступали военные контракты, если в них стояло убогое, старое оборудование? Но один из заключенных, умный сионист из Плачува, убеждал таких людей со стороны, как Оскар и Мадритч, в финансовой выгоде таких контрактов, а те, в свою очередь, оказывали давление на Инспекторат. Оскар был готов убивать время с офицерами по закупкам из Инспекции по делам вооруженных сил генерала Шиндлера, потому что был уверен: голод и показательные казни в Плачуве все же лучше, чем гарантированное поголовное уничтожение в Аушвице и Бельзеце. В военном министерстве корчили гримасы и говорили: «Да бросьте, Оскар! Неужели вы серьезно? Что они там могут производить?!» Но все же находили какие-то контракты для лагеря Амона Гета: заказывали то лопаты, которые производились из металлолома, собранного на заводском дворе фабрики Шиндлера на Липовой, то дымовые трубы, гнутые из обрезков жести. Однако предполагать, что вермахт постоянно будет заказывать лопаты и черенки к ним, было бы глупо. Многие друзья Оскара Шиндлера из состава Инспекториата вполне осознавали смысл своих действий – продление существования лагеря рабского труда в Плачуве равнялось продлению жизни населявших его рабов. Кое-кто из них был возмущен тем, каким жуликом является Гет, им претило сибаритское существование Амона на лоне природы и на фоне умирающих.
Парадоксально, но укреплению владычества Амона способствовали и некоторые заключенные. Они преследовали собственные цели, в чем можно убедиться на примере Романа Гинтера.
Гинтер, бывший предприниматель, а ныне один из мастеров в механической мастерской, откуда недавно удалось вытащить рабби Левертова, как-то утром был вызван в кабинет Гета. Едва он закрыл за собой дверь, комендант обрушил на него град ударов. Избивая Гинтера, Амон что-то невнятно орал. Затем он вытащил свою жертву за дверь и, спустив по ступенькам, поставил к стенке у входа.
– Могу я задать вам вопрос? – выплевывая в ладонь два зуба, спросил ошеломленный Гинтер.
– Ты, подонок, – заорал Амон, – ты не поставил заказанные мною наручники! У меня все записано в календаре, свиная задница!
– Но, герр комендант, – возразил Гинтер, – хочу сообщить вам, что приказ о наручниках был выполнен уже вчера. Я спросил герра обершарфюрера Нойшела, что мне с ними делать, он приказал доставить их вам, что и было выполнено.
Амон притащил обливающегося кровью Гинтера обратно в свой кабинет и приказал вызвать Нойшела.
– Ну да, все верно, – сказал молодой Нойшел. – Загляните во второй ящик слева вашего письменного стола, герр комендант.
Амон заглянул – и в самом деле нашел там ручные кандалы.
Роман Гинтер, который выплевывал свои зубы у стены серого административного корпуса Амона Гета, был тем самым человеком, который ходил на ДЭФ герра Шиндлера договариваться о поставках металлолома, ибо, не имея материала для работы, вся команда металлистов прямиком отправилась бы в Аушвиц.
Глава 25
Кое-кто считал, что Оскар Шиндлер ведет себя как бесшабашный игрок. Даже исходя из того немногого, что было известно о нем, заключенные понимали: в случае необходимости он ради них доведет свое дело до краха. Потом уже – не сразу, потому что они принимали его благодеяния с той же непосредственностью, с которой ребенок под Рождество получает подарки от родителей, – они говорили: слава богу, что он был верен нам больше, чем своей жене. Так же, как и узники концлагеря, некоторые официальные лица, в свою очередь, догадывались, какие страсти владеют Оскаром и в какие игры он играет.
Один из них – доктор Сопп, врач тюрьмы СС в Кракове и медик суда СС на Поморской – через польского посыльного дал герру Шиндлеру знать, что у него есть к нему дело. В тюрьме Монтелюпич находилась некая женщина, фрау Хелен Шиндлер. Доктор Сопп знал, что она не была родственницей Оскара, но ее муж вложил деньги в «Эмалию». Ее допрашивали – пытались выяснить, где она взяла документы об арийском происхождении. Доктору Соппу не было необходимости уточнять, что миссис Шиндлер может в любой момент оказаться в грузовике, который доставит ее на Чуйову Гурку. Но если Оскар готов выложить определенную сумму, дал понять Сопп, то он, как медик, готов выдать свидетельство, в котором будет сказано, что по состоянию здоровья миссис Шиндлер срочно нуждается в лечении – где-нибудь в Мариенбаде, Богемия.
Оскар явился в кабинет к Соппу и выяснил, что врач хочет получить пятьдесят тысяч злотых. Торговаться не имело смысла. В течение дня Оскар собрал эту сумму. Сопп знал, что это ему под силу, знал, что Шиндлер получает огромный доход с черного рынка, не зафиксированный ни в каких документах.
Прежде чем расплатиться, Оскар поставил несколько условий. Он отправится в тюрьму вместе с доктором Соппом и лично заберет женщину из камеры. И сам, лично, доставит ее к общим друзьям в городе. Сопп не возражал. Под резким светом электрической лампочки в промерзших стенах Монтелюпича миссис Шиндлер получила в руки свою драгоценную справку.
Человек, действующий более продуманно, человек с бухгалтерским складом ума, с полным правом мог бы компенсировать свои расходы и тревоги из тех денег, что Седлачек доставлял из Будапешта. Всего Шиндлеру было вручено около ста пятидесяти тысяч рейхсмарок, которые доставлялись в чемодане с двойным дном и зашитые в подкладку. Но Оскар то ли в силу того, что он вообще небрежно относился к деньгам (получаемым и отдаваемым), то ли в силу обостренного чувства чести – вручил своим еврейским связным все деньги, полученные от Седлачека, не считая тех, что были потрачены на коньяк для Амона.
Это было далеко не простым делом. Когда летом 1943 года Седлачек доставил в Краков пятьдесят тысяч рейхсмарок, сионисты в Плачуве, которым Оскар предложил эту наличность, выразили опасение, что это может быть ловушкой.
Первым делом Оскар обратился к Манделю, сварщику в механической мастерской Плачува и члену «Hitach Dut» — сионистского рабочего молодежного движения. Мандель даже не захотел притрагиваться к этим деньгам. Послушай, сказал Шиндлер, к ним приложено письмо на иврите, письмо из Палестины. Ну конечно же, ответил Мандель, если это ловушка, если Оскар сам под подозрением и его используют вслепую – тут и должно быть письмо из Палестины.
Если у вас порой нет хлеба в доме, предлагаемая сумма – пятьдесят тысяч рейхсмарок, которые равнялись ста тысячам злотых – любому покажется огромной. И тратить их предлагалось по собственному усмотрению, бесконтрольно. Кто же поверит, что их дают просто так?! Нет-нет!..
