В этом селении к юго-востоку от Праги, на дороге, ведущей в Австрию, по-прежнему существовала возможность столкнуться с опасными группами. Партизаны показали группе Шиндлера, где на городской площади находится отделение чешского Красного Креста – там они могут в безопасности провести ночь.
Но, въехав в город, они узнали от работников Красного Креста, что в наибольшей безопасности они будут, расположившись в городской тюрьме. Оставив машины на площади под присмотром Красного Креста, Оскар, Эмили и их спутники, прихватив с собой личный багаж, устроились на ночлег в открытых камерах полицейского участка.
Вернувшись утром на площадь, они выяснили, что обе машины ограблены. В «Мерседесе» была содрана вся обшивка, камни исчезли, с грузовика сняты колеса, а из двигателя вынуты детали. Чехи отнеслись к происшествию философски: «В такие времена всем нам приходится что-то терять». Команда осталась без своего транспорта, но на юг, в направлении Калице шел поезд, и они, прямо в своих полосатых обносках, сели на него. Рейбинский рассказывал, что они «ехали до леса, а потом пошли пешком». Был шанс где-то в этом лесистом пограничном районе к северу от Линца найти американцев.
Они двигались по лесной дороге, пока не наткнулись на двух молодых американцев, которые, катая челюстями жевательную резинку, сидели у пулемета. Один из заключенных, сопровождавших Оскара, заговорил с ними по-английски.
– У нас приказ: никого не пропускать по дороге, – сказал один из солдат.
– А запрещено ли обогнуть вас лесом? – спросил заключенный.
Джи-ай продолжали жевать. Странная жвачная раса…
– Думаю, что нет, – наконец произнес джи-ай.
Группа Шиндлера свернула в лес и через полчаса, снова выйдя на дорогу, наткнулась на пехотинцев, которые двумя колоннами двигались на север. При помощи знатока английского они обратились к начальнику группы разведки. Тот подъехал на «джипе», вылез и сам стал расспрашивать их. Они откровенно поведали ему, что сами они евреи, а Оскар был на их фабрике «герром директором». Они не сомневались, что теперь-то находятся в безопасности, потому что из сообщения Би-би-си знали, что в американской армии много солдат, имеющих немецких и еврейских предков.
– Стойте на месте, – сказал капитан.
Он уехал без всяких объяснений, оставив их в компании несколько смущенного молодого солдата, который предложил им сигареты с вирджинским табаком, показавшиеся им слишком элегантными и изысканными – как и «джип», форма и все остальное имущество американцев, не знакомых с понятием «эрзац».
Хотя Эмили и остальные заключенные опасались, что Оскара могут арестовать, сам он вел себя спокойно: сел на траву и с наслаждением вдыхал чистый весенний воздух лесного высокогорья.
У него было с собой охранное письмо на иврите, и он знал, что среди уроженцев Нью-Йорка найдется хоть один знаток этого языка.
Через полчаса на дороге появилась группа, которая шла гурьбой, ничем не напоминая военных. Это оказались солдаты-евреи, и среди них – военный раввин. Полные возбуждения, они обступили людей Шиндлера, обнимая всех, в том числе Оскара и Эмили. Ибо они, как сказали солдаты, оказались первыми живыми узниками концентрационного лагеря, которые встретились батальону.
Когда с церемонией встречи было покончено, Оскар вынул свое рекомендательное письмо и протянул его рабби, который, прочитав его, начал плакать. Он пересказал его содержание остальным американцам. Снова начались аплодисменты, объятия и рукопожатия. Молодые джи-ай вели себя с громогласной непринужденностью, как дети. И хотя их отцы или деды были выходцами из Центральной Европы, они были уже настолько американцами, что заключенные не могли скрыть изумления, глядя на их повадки.
В результате компания Шиндлера провела двое суток на австрийской границе в гостях у командира полка и раввина. Их угощали прекрасным настоящим кофе, который им не доводилось пить уже очень давно, еще до начала эпопеи с гетто. И ели они, сколько влезет…
Затем рабби предоставил в их распоряжение трофейную машину «Скорой помощи», в которой они и направились к разрушенному Линцу в Верхней Австрии.
И на второй мирный день русские так и не появились в Бринлитце. Вооруженная группа маялась от необходимости охранять лагерь дольше, чем они предполагали. Они помнили, что единственный раз им довелось увидеть испуганных эсэсовцев, когда те наткнулись на предупреждение о тифе (если не считать растерянного Мотцека и его команду в последние несколько дней). Поэтому по всей ограде были развешаны предостережения: «Внимание, тиф!»
Днем подошли трое чешских партизан и через проволоку поговорили с часовым. «Уже все кончено, – сказали они. – Можете идти куда хотите».
– Мы уйдем, когда появятся русские, – объяснили заключенные. – А пока мы будем здесь.
Этот ответ давал представление о патологическом страхе, владевшем заключенными, им все еще казалось, будто мир за пределами колючей проволоки таит в себе опасность для них и выходить в него надо осторожно и постепенно. Но это же свидетельствовало об их мудрой предусмотрительности. Они еще не были уверены, что поблизости нет разрозненных групп немецких войск.
Чехи пожали плечами и удалились.
Этим же вечером, когда Польдек в составе караула стоял на вышке, на дороге послышался рев нескольких мотоциклов. Стало ясно, что они не собираются проезжать мимо, как колонна танков, а поворачивают к воротам лагеря. Из темноты возникли пять мотоциклов с эмблемами голов СС и с грохотом подъехали к изгороди. Когда эсэсовцы – очень молодые ребята, как вспоминал Польдек, – выключив двигатели, слезли с седел и направились к лагерю, среди еврейской вооруженной охраны разгорелся горячий спор: не стоит ли тут же открыть огонь по незваным гостям?!
Эсэсовцы на мотоциклах, казалось, понимали, какая опасность подстерегает их в этой ситуации. Они остановились в некотором отдалении от ограды, жестами давая понять, что им нужно горючее. Им нужен бензин, кричали они. И больше ничего! И поскольку перед ними предприятие, они полагают, что в Бринлитце есть его запасы.
Пфефферберг считал, что лучше снабдить их бензином – и избавиться от незваных посетителей, чем создавать непредсказуемую ситуацию, открывая огонь. Поблизости могут оказаться и другие эсэсовцы, которых привлекут звуки перестрелки.
В конце концов, эсэсовцев пропустили через ворота. Сопровождаемые вооруженной еврейской стражей, эсэсовцы были осторожны и сдержанны, давая понять, что не видят ничего особенного в узниках, с оружием в руках защищающих свой лагерь от вторжения извне.
– Надеюсь, вы понимаете, что здесь тиф, – произнес по-немецки Пфефферберг, показывая на объявление.
Эсэсовцы переглянулись.
– У нас уже скончалось пару десятков человек, – сказал Пфефферберг. – И еще пятьдесят изолированы в подвале.
Эти слова произвели заметное впечатление на обладателей эмблем мертвой головы. Они были измотаны, им приходилось спасаться бегством. Только тифозных вшей им не хватало!..
