– Эксперты ваши обратили внимание на шурфы в полу и стенах, – Мещерский пил кофе. – Это дело рук нынешних владельцев. Они рабочих сверлить нанимали. А для чего – от этого вопроса тот тип с бумагами…
– Ларионов.
– Ну да, уклонился. Когда про клад в шутку сказали, лишь посмеялся.
– В старых зданиях всегда ищут клады, – заметила Катя. – Это такой общечеловеческий инстинкт. Уж точно они не склеп этот там искали.
– Не склеп, а что-то другое. И это тайна. Как ты вчера сказала – место, полное тайн?
– Я вчера очень испугалась там, когда это создание… эта Лиза…
– Я тоже себя не в своей тарелке почувствовал. – Мещерский вздохнул. – Меня ее дикая выходка тоже испугала, но больше поразила реакция жильцов.
– Что никто ничего? И нас, полицию, все потихоньку спровадили? А что мы могли в той ситуации сделать? Участковый этот, Лужков, и тот растерялся.
– Он не растерялся, – возразил Мещерский. – Я за ним наблюдал. Он насторожился. Я думаю, все это его заинтриговало не меньше, чем нас. И спорить готов, что мы еще его там, в этом Безымянном, увидим.
– Это же его участок, – кивнула Катя.
Они допили кофе, Мещерский расплатился, и они направились во двор Музея Востока, где Мещерский – мал да удал – держал свою машину на бесплатной музейной стоянке для сотрудников, хотя таковым не являлся. Эти маленькие хитрости москвичи начали применять в связи с платными парковками. У каждого имелся свой метод и свои тайные места, где можно было приткнуть машину, не опасаясь штрафа.
А затем поехали в Безымянный. И добрались до него очень быстро, без обычных пробок.
Патрульная полицейская машина возле прохода между зданиями, перегороженного лентой, на месте. В ней двое сотрудников ППС, участкового Лужкова нет. Катя отметила это для себя – наверное, Мещерский все же ошибся насчет повышенного интереса лейтенанта к происшествиям в Безымянном. Участковый, кажется, решил забить на все, раз нет официальной жалобы потерпевшей.
Эксперты-криминалисты в старом цехе трудились весьма энергично. Старший группы известил Катю о том, что к вечеру всю работу в подвале они закончат и «вот мой сотовый, если интересуют результаты, звоните уже в криминалистическую лабораторию».
Катя и Мещерский минут пять созерцали дыру, провал – все останки оттуда уже были убраны и запакованы, и теперь эксперты отрабатывали пол и стены склепа, искали с металлодетектором все, что могло сойти за улики.
Затем Катя и Мещерский вернулись в Безымянный. Небо хмурилось, все выглядело серым – и асфальт, и стены домов, словно в их кирпичи впитался туман.
Они прошли по переулку в сторону Золоторожского Вала, откуда въезжали и где Мещерский припарковался. И Катя в который раз подивилась, насколько этот конец переулка не похож на противоположный, упиравшийся в Андроньевский проезд.
В небольших двухэтажных особнячках, отреставрированных и покрашенных, угнездились магазин «Спорттовары», булочная с витриной, украшенной корзинками с багетами, магазинчик «Блошиный рынок» со стильной темной витриной, забитой старыми куклами, сидящими в кресле-качалке, на барабане и тайских столиках в форме раскрашенных деревянных слонов. А напротив, в доме, выкрашенном кармином, располагались паб с деревянными решетчатыми дверями ярко-алого цвета, кафе «Бисквит» и магазин «Винил». Он имел общую с кафе витрину. На тротуаре рядом с ней красовались шарики зеленого самшита в керамических вазах. Тут же на углу была оборудована стойка для велосипедов, где стояли три велосипеда и дорогой скутер.
Цивилизация и урбанизация заползала в переулок с этого конца. И все выглядело приветливым и современным, даже в хмурый осенний день. Но это была иллюзия.
Катя убедилась в этом, как только они открыли двери кафе. Все вроде бы прекрасно: аромат свежего кофе, ванили и сдобного теста. И за столиками – молодежь и офисные клерки из Золоторожского бизнес-центра, заглянувшие сюда перекусить. Но все такое маленькое, тесное.
Кафе буквально ютилось в загроможденном столиками пространстве, создавая ощущение, что прежде все было рассчитано на больший простор и большее количество гостей. А теперь кафе имело проход в стене, соединяющий его с магазином «Винил».
Магазин имел стильный минималистический дизайн. Отделка из светлого дерева. Книги «нон-фикшн», дорогие альбомы по искусству на стойках, журналы на иностранных языках и большая коллекция виниловых пластинок на стенде во всю стену. И при этом – никого, ни одного покупателя.
В углу скучал коричневый рояль. На полу из стильных досок «беленый дуб» – нераспакованные картонные контейнеры с книгами. За стойкой, обложенной, как в магазинах «Республика», всякой всячиной – от дорогих лакомств в пакетиках и коробочках до блокнотов и тетрадей арт-дизайна, – маялся ошалевший от безделья продавец. Он просветлел лицом, узрев Катю и Мещерского, входящих из кафе. И тут же поставил на старый проигрыватель времен семидесятых с прозрачной крышкой пластинку.
Луи Армстронг…
Катя не знала, чего им здесь искать, в этом «Виниле». А Мещерский тут же направился к стенду с пластинками. И Катя порадовалась – чем бы ни тешился, расследованием или музоном в стиле Курта Кобейна, – пускай. Это все в плюс. Это пилюля против меланхолии, окутавшей и это чудесное место.
Ее внимание привлекла полка с яркими коробочками, а над ней – фотографии. Им в этом магазине выделили специальную нишу. Коробочки старинного вида из раскрашенной жести, антикварные, что ли? Катя наклонилась: «мыло «хризантемы». На коробочке, поцарапанной и потрепанной временем, нарисована гейша в красно-черном кимоно. А на другой коробочке «мыло «Шираз», и там пухлая дама ангельского вида и розы, розы. Еще одну коробочку из жести украшал алый мак. Катя прочла стершуюся надпись «Мыло «Лауданум». И ниже, совсем мелким шрифтом, с «ятями»: «Товарищество пр… ра Костома…»
Она перевела взор на фотографии – явно увеличенные с обычных и вставленные в рамки из светлого дерева. На одной артист изображал мавра Отелло в гриме: лицо густо намазано черным, губы неестественной толщины выкрашены алой помадой. На плечах – золотой плащ, позади декорации. Катя решила, что это оперная постановка. Два других снимка были черно-белые, дореволюционные.
На том, что слева, в объектив нежно улыбалась женщина поразительной красоты и изящества в широкополой светлой шляпе, держащая в руках большую жестяную коробку с надписью, опять же с «ятями»: «Косметический набор. Фабрика «Товарищество провизора Костомарова».
Катя подумала – где-то она видела эту женщину, ее образ знаком.
– Это балерина Тамара Карсавина. Дягилевские сезоны в Париже. – Продавец понял ее интерес к снимку. – Она в десятых годах снялась для фабричной рекламы. А на том снимке – певец Большого театра Атлантов, это снимок семидесятых. Опера «Отелло», и он в гриме – продукции той же самой фабрики.
– А это что за барышни? – Катя указала на третий снимок.
На фото – две молодые дамы в темных платьях с отделкой начала прошлого века – брюнетка и светленькая. Светленькая сидит в кресле, а брюнетка стоит, положив руку ей на плечо. Обе тоненькие, затянутые в корсеты. У обеих весьма решительный и независимый вид. Обеих нельзя назвать красавицами, но барышни симпатичные. Светленькая круглолицая и курносая, а брюнетка большеглазая, с этакой пикантной «цыганщиной» в облике.
