– Простите, – сказала она, – я ошиблась.
Ухмылка сползла с обезьяньей морды.
– Надо знать, чего хочешь, дамочка, – прокричал он, включил зажигание и, виляя, скрылся вдали.
Мада Уэст пошла дальше. Она сворачивала направо, налево, снова направо; вскоре вдали засияли огни Оксфорд-стрит. Мада прибавила шаг. Подойдя к Оксфорд-стрит, Мада приостановилась, подумав вдруг, а куда же она идет, у кого попросит приюта. И ей снова пришло в голову, что у нее нет здесь никого, ни одной живой души. Кто мог предоставить ей защиту? Проходящая мимо пара – жабья голова на приземистом туловище и рядом, под руку с ним, пантера, – стоящий на углу и беседующий с маленькой разряженной свинкой полицейский-бабуин? Здесь не было людей. Мужчина, шедший шагах в двух за ней, был, как и Джим, ястреб. Ястребы попадались и на противоположном тротуаре. Навстречу с хохотом шел шакал.
Мада повернулась и побежала назад. Она бежала, натыкаясь на прохожих – шакалов, гиен, ястребов, собак. Мир принадлежал им, в нем не осталось ни одного человека. Они оборачивались, видя, что она бежит, указывали на нее пальцем, они визжали, лаяли, кидались за ней следом, она слышала сзади их шаги. Она бежала по Оксфорд-стрит, спасаясь от погони, ночь обступила ее тенями, окутала тьмой, свет в ее глазах померк, она была одна в зверином мире.
– Лежите спокойно, миссис Уэст, небольшой укол, я не сделаю вам больно.
Мада узнала голос мистера Гривза, хирурга, и как в полусне подумала, что им все-таки удалось ее поймать. Она снова была в лечебнице, но теперь это не имело значения – какая разница, здесь или где-нибудь еще… Здесь, по крайней мере, все животные были ей знакомы.
Ей успели наложить на глаза повязку, она была благодарна за это. Благословенная темнота скрывала ночной кошмар.
– Ну, миссис Уэст, надеюсь, все ваши неприятности остались позади. С этими новыми линзами не будет ни боли, ни путаницы. Мир снова станет цветным.
Повязка становилась все тоньше, все прозрачней, – ее опять снимали слой за слоем. Внезапно все залил свет. Был день, ей улыбался мистер Гривз. Да, это его лицо. Рядом с врачом стояла кругленькая веселая сестра.
– Где ваши маски? – спросила пациентка.
– Для такой пустяковой операции они нам не нужны, – сказал хирург. – Мы всего лишь сняли временные линзы. Теперь лучше, да?
Она обвела глазами комнату. Все было в порядке. Четкие очертания – платяной шкаф, туалетный столик, вазы с цветами. Все – естественного цвета, без темной дымки. Но им не обмануть ее россказнями о том, что это был лишь сон. Накинутый ночью шарф все еще лежал на стуле.
– Со мной что-то случилось, да? – сказала она. – Я пыталась уйти…
Сестра взглянула на врача. Он кивнул.
– Да, – сказал он, – да. И, честно говоря, я вас не виню. Линзы, которые я вам вчера поставил, давили на крошечный нерв, и это вывело вас из равновесия. Но все уже позади.
Он ободряюще ей улыбнулся. Большие добрые глаза сестры Брэнд – конечно же, это сестра Брэнд – смотрели на нее с сочувствием.
– Это было ужасно, – сказала пациентка, – даже сказать вам не могу, до чего ужасно.
– И не надо, – прервал ее мистер Гривз. – Обещаю вам, что это не повторится.
Дверь открылась, и в палату вошел молодой больничный врач. Он тоже улыбался.
– Ну как наша пациентка? – спросил он. – Вполне пришла в себя?
– Думаю, что да, – ответил хирург. – Как ваше мнение, миссис Уэст?
Мада Уэст, не улыбаясь, смотрела на них – на молодого врача, на хирурга и сестру – и спрашивала себя, как раненая, пульсирующая ткань может настолько преобразить людей, какая клетка, соединяющая плоть с воображением, превратила этих трех человек в животных?
– Я думала, вы – собаки, – сказала она. – Вы, мистер Гривз, охотничий фокстерьер, а вы – шотландский колли.
Молодой врач притронулся к стетоскопу и засмеялся.
– А я и правда шотландец, – сказал он. – Из Абердина. Вы не совсем ошиблись, миссис Уэст. Поздравляю.
Мада Уэст не присоединилась к его смеху.
– Вам хорошо говорить, – сказала она. – Остальные были куда менее приятны. – Она обернулась к сестре Брэнд. – Про вас я думала, что вы – корова, – сказала она, – добрая корова. Но с острыми рогами.
На этот раз рассмеялся мистер Гривз.
– Видите, сестра, – сказал он, – то самое, о чем я вам не раз говорил. Пора уже вам на травку, на маргаритки.
Сестра Брэнд и не подумала обидеться. Она поправила подушку с ласковой улыбкой.
– Бывает, что нас называют самыми чудными именами, – сказала она, – такая уж у нас работа.
Все еще смеясь, врачи направились к двери. Мада Уэст, чувствуя, что атмосфера разрядилась, сказала:
– Кто меня нашел? Что произошло? Кто привел обратно?
Мистер Гривз глянул на нее с порога:
– Вы не очень далеко ушли, миссис Уэст, и благодарите за это Бога, не то вы не были бы сейчас здесь. Швейцар пошел за вами следом.
– Все позади, – сказал молодой врач. – Весь эпизод занял не больше пяти минут. Вы благополучно оказались в своей постели, и меня тут же вызвали к вам. Вот и все. Ничего страшного не произошло. Вот для кого это было ударом, так для бедняжки сестры Энсел. Когда она увидела, что вас нет в палате.
Сестра Энсел… Отвращение, испытанное накануне, не так легко было забыть.
– Не хотите ли вы сказать, что наша маленькая звезда тоже была животным? – улыбнулся молодой врач.
Мада Уэст почувствовала, что краснеет. Придется солгать. И не в последний раз.
– Нет, – быстро откликнулась она. – Разумеется, нет.
– Сестра Энсел все еще здесь, – сказала сестра Брэнд. – Она была так расстроена, когда сменилась с дежурства, что не могла уйти к себе и лечь спать. Вы не хотели бы ее повидать?
Тяжелое предчувствие охватило пациентку. Что она наговорила сестре Энсел в панике и лихорадке вчерашнего вечера? Прежде чем она успела ответить, молодой врач раскрыл дверь и крикнул в коридор:
– Миссис Уэст хочет пожелать вам доброго утра!
Он широко улыбался. Мистер Гривз махнул рукой и вышел, сестра Брэнд – за ним, молодой врач, отдав честь стетоскопом и отвесив в шутку поклон, отступил к стене, чтобы пропустить сестру Энсел. Мада Уэст глядела на нее не сводя глаз, затем на губах ее показалась робкая улыбка и она протянула вперед руки.
– Я так перед вами виновата, – сказала она. – Простите меня.
Как могла сестра Энсел казаться змеей?! Карие глаза, гладкая смуглая кожа, аккуратно причесанные темные волосы под шапочкой с рюшем. И улыбка, медленная, сочувственная улыбка.
– Простить вас, миссис Уэст? – сказала сестра Энсел. – За что мне вас прощать? Вы прошли через ужасное испытание.
