С условием: покупать все книги, которые он попросит.
Так Аби Варбургу удалось создать потрясающий книжный фонд
И разработать свою теорию расстановки книг,
В частности принцип добрососедства:
Книгу, которую вы искали, не обязательно нужно читать.
Лучше взглянуть на ту, что стоит с нею рядом.
Часами ходил он в экстазе, счастливый, меж книжными полками.
На грани безумия, он говорил даже с бабочками.
Впрочем, его не раз помещали в лечебницы,
И тогда он взывал к врачам,
Пытаясь им доказать, что совершенно здоров:
Если я это вам докажу, отпустите меня на волю!
Он умер в двадцать девятом году, но дело его не пропало,
Его продолжили ученики, и в частности Эрнст Кассирер
[8]
.
Предчувствуя катастрофу, они спасли эту библиотеку,
Переправив ее, в тридцать третьем году, из Германии в Лондон.
Даже книги и те спасались от злобы нацистов.
Она там находится и поныне, на Уобёрн-сквер.
Я часто ее посещал.
В июле 2004-го я получил стипендию для литературной поездки.
Такие поездки называются Миссией Стендаля.
Мне хотелось увидеть Гамбург, побывать в родном доме Варбурга
И написать о нем книгу.
Но сперва я решил сопоставить сумбур моих мыслей с реальностью,
Ибо я непрестанно думал о нем,
О его личности и эпохе, об истории ссыльной библиотеки.
Я поехал, твердо надеясь, что меня посетит озарение.
Увы, ничего такого.
На что же я уповал, в самом деле?
Я ведь даже не знал, чтό намерен искать.
Все больше и больше меня привлекала Германия.
Я был зачарован ее языком,
Слушал lieder на дисках Кэтлин Ферриер
[9]
.
Герои многих моих романов говорят по-немецки,
А некоторые героини преподают этот язык, переводят с него.
Я плыл по волнам этой зыбкой, зовущей туда интуиции.
В Германии жили все любимые мною художники,
Не говоря уже о дизайнерах.
Я никогда не испытывал особого интереса к мебели,
А тут буквально влюбился в столы стиля Bauhaus.
Я ходил в магазин «Conran Shop» лишь затем,
чтоб на них посмотреть,
Выдвигал ящики, примеряя к себе, как другие меряют обувь.
В Берлине я начал любить Берлин.
Часами сидел в кафе на Савиньиплац,
Листал альбомы живописи в магазинах того же квартала.
Мне сказали: твое увлечение нынче в моде.
Это правда: все обожали Берлин.
Все, кто меня окружал, хотели бы жить в Берлине.
Но я вовсе не чувствовал себя «модным», —
Скорее уж старым и устаревшим.
А потом однажды, по чистой случайности,
Я открыл для себя картины Шарлотты,
Знать не зная, чтό мне предстоит увидеть.
Как-то раз я обедал с приятельницей, музейным работником,
И она мне сказала: ты должен прийти к нам на выставку.
Вот и все, что она мне тогда сказала,
Хотя, может быть, и добавила: наверно, тебе понравится,
Но в последнем я не уверен.
Ничто не предвещало дальнейшего.
Она привела меня в зал музея,
И тут это произошло.
Я понял: вот то, что я долго искал,
Вот нежданный предмет моих смутных пристрастий.
Беспорядочный поиск привел меня в нужное место.
С той минуты, как я открыл «Жизнь? Или Театр?»,
Мне стало понятно: здесь сошлось все, что я так любил
И что волновало меня все эти долгие годы, —
Варбург и живопись,
Немецкая литература,
Музыка и фантазия,
Отчаянье и безумие.
Все было здесь, в этой книге,
В этом взрыве насыщенных красок.
Ощущение близости с чем-то неведомым
И странное чувство, что ты здесь когда-то бывал.
Все это жило на картинах Шарлотты,
И все, что я видел, я словно давно уже знал.
Подруга, стоявшая рядом, спросила:
Ну как, тебе нравится?
Я даже не смог ей ответить,
Волненье сдавило мне горло.
Наверное, ей показалось, что мне это неинтересно,
Тогда как…
Не знаю…
Я просто бессилен был выразить то, что меня потрясло.
Недавно мне попался рассказ Джонатана Сафрана Фоера.
Я почти не знаком с работами этого автора,
Но питаю к нему какое-то глупое расположение:
Еще бы, ведь мы с ним соседи по книжной полке.
Каждый находит друзей где может.
Это другой вариант теории добрососедства.
Он пишет, как был потрясен, открыв для себя Шарлотту.
Это случилось в одном амстердамском музее,
Он тоже увидел ее совершенно случайно.
В тот день ему предстояла важнейшая встреча,
Но, стоя перед картинами, он начисто все забыл.
Я и сам покинул музей в шоковом состоянии.
Все окружающее вдруг потеряло значение.
Это крайне редкое чувство – быть всецело плененным,
Ощутить себя оккупированной страной.
И с течением дней это чувство не угасало.
Годы шли, я пробовал делать записи,
Неотрывно исследовал творчество этой художницы,
Цитировал, упоминал Шарлотту во многих своих романах,
Пытался начать эту книгу бессчетное множество раз.
Но как это осуществить?
И должен ли я в ней присутствовать?
И нужно ли делать из этой жизни роман?
