И вдруг все прекратилось. Тим осел на землю, прислонился спиной к кирпичу. Его тело мелко и часто дрожало, напоминая о пережитом потрясении.
– Парень безлик, – донеслось до Тима будто сквозь шум водопада. – Но вот что странно: свет луны быстро покинул его… Похоже, этот пацан невосприимчив к лунному влиянию. Но видит наш дом. Дом лунатов. Любопытный экземпляр.
– Короче, внуши ему, что надо, и уходим. – В этом голосе слышалось нетерпение. – И так потеряли много времени! Вряд ли кто заметил пацана, пусть живет. А если он тебя заинтересовал, так возьми под наблюдение. Город маленький, разыщем в два счета.
– Ладно, подумаем…
* * *
Утренний сон разорвал звонок. Будильник отца – проклятый китайский экземпляр. Тим ненавидел это изобретение человечества всеми фибрами души да и вообще предпочитал вставать сам – на рассвете.
Он нехотя приоткрыл глаза, уловил привычные очертания окна за прозрачно-зеленоватой, сильно помятой шторкой и вдруг замер – вспомнил.
Что это было? Кошмарный сон, дикая полуявь, бредовая галлюцинация?
Тим осторожно ощупал веки: все нормально, никаких повреждений, зрение тоже в норме.
Зеркало в ванной лишь подтвердило: с лицом все в порядке. Карие глаза под выгоревшими на солнце бровями смотрели тревожно. Ежик коротко стриженных волос, как всегда, топорщился. Тим напряг мышцы так, что желваки заходили под скулами и черты лица стали жестче. Таким вот, злым, он нравился себе больше. Но все равно веселый, озорной блеск в глазах выдавал его добродушный характер.
Пожалуй, стоит завязать на время с длинными пробежками по ночам – днем ни на что сил не хватает, а теперь еще кошмары начали сниться. Хотя Тим чувствовал – не привиделось. Слишком уж отчетливо запомнились три странных голоса, кирпичный барьер и зелено-оранжевая вспышка. Да и дом этот – огромный, с башенками, словно восставший из самых глубин черной земли… Странный дом – незнакомый, чужой, как будто перенесенный из другого города… Ведь не было его там раньше? Точно не было… Надо обязательно сходить еще раз, проверить…
Нет, пока ночью из дома ни на шаг! Хватит с него: то на обычное хулиганье нарвешься, то просто зазеваешься. А однажды его чуть не сбила выскочившая из-за поворота машина – Тим еле увернулся, навсегда запомнив очертания колеса, проехавшегося почти что по лицу. В другой раз грязный полудикий бульдог, наверняка за дело выгнанный из хозяйского дома, едва не отгрыз ему ноги – хорошо, что Тим мигом перемахнул через ограду детского садика. И вот теперь – эти трое…
Но разве сможет он жить без «звездных дорог», как называл Тим свои ночные прогулки? Сможет ли без тусклого света фонарей на улицах, без мягкого шуршания шагов в тишине, без таинственных огней ночного неба? Без далеких мерцающих звезд – друзей своих путешествий…
– Тимофей, спускайся! Чай стынет! Тимофей!
Окрик отца вернул его к действительности. Тим вздрогнул, поморщился: он ненавидел, когда отец называл его полным именем, словно кота какого-то. Вот мама всегда именовала сына коротко: Тим. И никогда не стояла над душой, не нудила и ничего не навязывала, сколько он себя помнил. Наоборот, мама всегда говорила ему: будь самостоятельным, делай то, что тебе нравится, и делай это хорошо. А отец сейчас опять затянет волынку о курсах… Почему мама не взяла его с собой, когда уходила от отца? Где она сейчас, чем занимается? Не пишет, не звонит. Неужели ей совсем наплевать на них? Впрочем, это ее выбор, ее решение… Ладно, и вправду пора спускаться.
Как только Тим прожевал первый бутерброд, отец тут же спросил:
– Надеюсь, ты не забыл о собеседовании?
Тим сделал большой глоток холодного невкусного чая, выигрывая время.
– Тимофей, ты должен пойти. – Отец верно разгадал его замешательство. – Это хорошие курсы. Как раз для тебя. И на твои тренировки время останется…
– Пап, я же говорил, что не хочу быть кузнецом. – Тим посмотрел отцу в глаза. – Если мне нравится рисовать, это не значит, что я собираюсь всю жизнь делать эскизы оград и калиток.
– У меня связи в кузнечной мастерской, – продолжал гнуть свое отец. – Ты закончил девятый класс, пора подумать, как будешь деньги зарабатывать.
Тим закатил глаза, поставил кружку на стол.
– Я всего лишь закончил девятый класс. И сто раз уже говорил, что не хочу быть кузнецом. Буду тренером, может…
– Тренеры зарабатывают жалкие гроши, – процедил отец, нахмурившись. – А в кузнице тебя ждет отличный заработок… И, знаешь, сынок, пора бы прекратить эти твои ночные похождения.
– Может, хватит за меня беспокоиться? – Тим отодвинул кружку в сторону. – Хватит переживать? Я уже давно сам могу принимать решения, что и как мне делать.
– То-то весь дом на мне, – зло усмехнулся отец. – Покосить траву на газоне – это еще не все, сынок. Ты знаешь, во сколько мне обходится содержание этого чудовища? Только-только обновил забор, как начала протекать крыша… И откуда деньги брать?!
Тим неслышно вздохнул. Он любил дом, хоть и понимал, что такая громадина им сейчас не по карману. Дом остался от матери и записан был на нее. Все, что было в доме от отца, – это красивый кованый забор с листьями плюща и пиками. Когда мать ушла, отцу пришлось самому вести хозяйство, и это его очень злило – весь заработок уходил на быт.
– Ладно, – резко произнес Тим, вставая, – я пойду на эти художественные курсы, ясно? Но если меня не примут – не обессудь. А тренировки и ночные прогулки не брошу…
– Только захвати свои лучшие рисунки. – Голос отца сразу же подобрел. – Например, тот хорош, где узор из виноградных листьев и этих… звезд, такой любопытный орнамент. И несколько своих карт старинных… Собеседование назначено на два часа, не опоздай.
Тим не ответил, лишь кивнул. Машинально потер левый локоть – дурацкая привычка – и вдруг ощутил под пальцами шероховатый рубец. Вчера этой раны не было… Пригляделся – короткая толстая полоса запекшейся крови. Видать, хорошо так прошелся по кирпичу. Вспомнил оранжево-зеленую вспышку и теперь окончательно ощутил – правда. Была погоня, странный допрос и жуткая боль.
– Ладно, пойду на собеседование, а после – в зал, – пробурчал Тим, заметив, что отец внимательно следит за переменами в его лице. – Пока.
Селестина
Я же своей рукою
Сердце твое прикрою.
Можешь лететь
И не бояться больше ничего:
Сердце твое двулико.
Сверху оно набито
Мягкой травой.
А снизу каменное, каменное дно…
Рок-группа «Агата Кристи»
Тихо. Лишь ночь и серебро.
Тает вдали сияющее покрывало Звездного Моста; скользят по небу тонкие иглы призрачного света, льдистые осколки блуждающих искр. Безликие, равнодушные огоньки – чужие для людей миры, холодные, недружелюбные звезды.
