— Нет, нет, — пробулькал он. Спотыкаясь, он отступал к сломанному висящему поручню.
— Прыгай, — приказал Кених. Он сделал колющее движение, и Борчини, завопив, прыгнул. Младший брат, все еще стоя на четвереньках, изумленно мотал головой. Кених повернулся к нему и показал палку с жутким наконечником. — Прыгай, — снова приказал он. И последний из Борчини, издав отчаянный крик, перевалился через край причала.
— Жаль, что это не скала, — проворчал немец. Он подобрал три банкноты, свернул их и вручил изумленному и немало напуганному официанту. С низа пристани, из воды, доносились проклятия вместе со звуками частых всплесков и тяжелого дыхания. — Деньги за причиненный ущерб, — сказал Кених по-итальянски, его трость уже приняла обычный вид. — Уверен, здесь более чем достаточно.
— И наши поздравления шефу! — поддаваясь порыву, добавил Гаррисон по-английски.
Последние посетители “Мариос” — три итальянские девушки — сидели вместе за столиком около широкой двери в кухню. Они засмеялись, выражая восхищение, и даже захлопали от удовольствия в ладоши.
Подыгрывая им, Гаррисон поклонился, затем повернулся к Терри. Она все еще едва могла стоять без поддержки.
— Теперь ты в безопасности, — сказал он ей. — И идешь с нами. Но нам надо поскорее уходить, или Борчини вернутся назад.
— О? — она сделала усилие сосредоточиться. — Вы англичане? Благодарение Богу!
Девушка не возражала и с их помощью ушла вместе с ними. Они поспешили обратно к яхте. Странно, но их не останавливали, не спрашивали и даже не преследовали, а может быть, не так уж и странно. Позже они решили, что, возможно, этих Борчини не особенно любили, это подтверждало и отношение двух пар, а позже и поведение трех девушек. Наверное, братья не осмелились заявить в полицию.
Но чтобы не ошибиться, наутро Гаррисон и Кених нанесли неожиданный визит в отель “Борчини”, предварительно зайдя в полицейский участок. Выслушав их, местный комиссар предложил Гаррисону предъявить обвинение (братья Борчини занимались грязным бизнесом), но слепой человек отклонил это предложение: ему хотелось как можно скорее отправиться восвояси. Они прихватили с собой в отель огромного полицейского, который не питал особой симпатии к братьям Борчини и с радостью согласился помочь.
Все четыре брата были в отеле. Они выглядели угрюмыми и глуповатыми, но стали еще угрюмее, когда увидели Гаррисона, Кениха и полицейского. Они не стали поднимать шум, а просто отдали единственный большой чемодан Терри. О не заплаченном девушкой долге не упоминалось вовсе. На этом дело в Аризано закончилось, Гаррисон и Кених сразу же вернулись на “Лигурийку”. К десяти тридцати утра яхта уже плыла обратно, направляясь в Неаполь. Теперь на ее борту была еще и молодая хорошенькая пассажирка...
Когда, наконец, Терри, шатаясь, вышла на палубу, она представляла из себя смесь благодарности, тревоги, жалости к себе и стыда, но не обязательно в таком порядке.
В конце концов она приняла уверения Гаррисона о том, что теперь она в полной безопасности. Особенно после того, как он описал Ай переплет, в который она угодила с отвратительным итальянцем — владельцем гостиницы и его братьями. Ей было стыдно, что она по своей глупости попала в такую ситуацию, которая с самого начала плохо пахла, а ее жалость к себе была вызвана жутким похмельем, к которому теперь добавились и легкие симптомы морской болезни и общее чувство дезориентации. Избавление от Борчини было чудесным, и она содрогалась от мысли, каким суровым испытаниям они могли бы подвергнуть ее в пьяном или наркотическом состоянии.
Гаррисон сидел с высоким итальянским стаканом, а Терри глубоко затягивалась английской сигаретой. Он дал ей таблетки от морской болезни и отпаивал черным кофе до тех пор, пока она не могла уже больше его пить, а когда она начала дрожать, он завернул ее в пуховое одеяло, защищая от брызг, которые ветры срывали с невысоких волн.
На ней было красное платье (довольно открытое и облегающее ее красивую фигуру), в котором она была прошлой ночью; но при помощи своего приспособления Гаррисон не мог определить, насколько хорошо она выглядит. В любом случае, в то утро выглядела она неважно.
— Какой дурочкой я была, — сказала она, наверно, уже в десятый раз, — неудивительно, что Борчини посчитали меня легкой добычей. — Ее тон был кислым, и Гаррисон правильно догадался, что она презирает себя.
— Да, ты была бы легкой добычей, — безжалостно сказал он. — Они бы тебя и использовали как "добычу!
Она снова задрожала, и он смягчился.
— За этим стоит какая-нибудь история?
— История? — она чуть выпрямилась в своем шезлонге. — О, да, есть история. Но она, наверное, будет тебе неинтересна.
— Попытайся.
— Ладно. Случилось следующее, — сказала она, пожав плечами. — Мой отец Гарри Миллер всего достиг в жизни сам. Его маленькая фирма по электронике за девять лет принесла ему миллион фунтов, но у него была возлюбленная, и он разорился или почти разорился. Он потерял деньги в четыре раза быстрее, чем заработал их.
— Как? — спросил Гаррисон.
— Я не понимаю в бизнесе. Может быть, слишком сильное распыление средств? Лично я думаю, что его съели большие компании. Он занимался микроэлектроникой. Это важно?
— Нет, продолжай, — Моя мама — итальянка, дочь графа. В наши дни это не особенно много значит. Представители так называемой итальянской аристократии бедны как церковные крысы. Но папе эта мысль нравилась, и она — красивая женщина, может быть, слишком красивая. До того как они поженились, ее имя было Мария Торино. А по-моему, она — корова из коров!
Гаррисон наморщил нос, выказывая, что ему не очень нравится ее манера выражаться.
— Насколько я понимаю, ты не особенно любишь свою мать.
— Я любила, — быстро ответила она, — но.., она требует слишком многого, тратит слишком много и очень много обманывает! Все, что она делает, она делает сверх меры. Ее любовники.., я подозреваю, их тоже было слишком много. Последний — грязная собака, недостойная подметок моего отца, — она помолчала. — Ну, он застал их вместе. Был жуткий скандал. Все обвиняли всех во всем. И она собиралась убежать со своим ужасным дружком. Это разбило бы папино сердце, поэтому...
— Что поэтому? — подтолкнул ее Гаррисон, когда она замолчала.
— Поэтому я сказала ей, что ее любовник так же волочился и за мной! Он был ничтожеством, охотником за деньгами, за папиными деньгами, — вернее, за деньгами, которые, он думал, у папы были. Я сказала ей, что, если она расскажет ему, насколько отец близок к банкротству, он просто исчезнет в тот же вечер. — Она снова помолчала. — Все так и произошло.
— А ты говорила правду? Насчет того, что друг твоей матушки волочился за тобой?
— О, да! Его имя Вятт. Доктор Гарет Вятт, так называемый психоаналитик, или нейропсихиатр, кем бы он там ни был на самом деле. И поверь мне, надо сказать, мошенник из мошенников! Вятт — ха! — Она была неистовой. — Хорошенькое дельце!
