Самец, что ли, дочку свою вперед пустил?
Какая красотка!
Саша убрала палец с курка.
И пока молодая косуля робко шла по полянке, не сводила с нее взгляда. Любовалась изящной походкой, тонкой шеей, стройными ногами.
Кругом все тихо. Виктор Валерьянович тоже не стреляет, сторожит самца, свой трофей.
И вдруг – косулька, что ли, какой знак подала? – вся поляна запестрела рыже-серыми шкурами.
Саша крепче вцепилась в ружье. Дуло заметалось. Вот этого стрелять? Рога вроде есть. Хотя маленькие совсем, на вожака не похож. Или вот этот рядом с ним, огромный, почти лось?!
Пока девушка соображала, раздался выстрел.
Стадо косуль встрепенулось. Парнокопытные дружно ринулись, но не назад, а вбок.
Еще выстрел. Одна из косуль упала.
Животные запаниковали, помчались в другую сторону.
А Саша, будто на заказ, увидала в прицеле вожака.
Сомнений не было. Слишком уверенный, наглый, вседозволенный взгляд. Как у Виктора Валерьяновича.
Она нажала на курок. Зверь взглянул изумленно и нехотя, словно не поверил, опустился на землю.
Стадо, ломая молодые елки, скрылось в лесу.
«Я могу все!» – победно выкрикнула Александра.
Отшвырнула ружье, триумфально вскинула руки. Эмоции били через край. Не удержалась – подпрыгнула. Взвизгнула. Изобразила буги-вуги – хотя в жизни не танцевала.
Как подошел Виктор Валерьянович, не заметила.
Он схватил ее за плечо. Грубо развернул, прижал к дереву. Глаза злые. Кадык играет.
Саша хихикнула:
– Обидно, да?
Он не ответил.
Навалился и стал целовать. Больно, нагло.
Желание, что поднялось в нем, было мощным, беспримесным – животным. Атмосфера охоты. Неприкрытого убийства. Кровь. Запах пороха. Горячий ствол.
А еще эта девчонка – его подчиненная. Она везла его сегодня ночью и распахивала перед ним дверцу машины. Вдобавок она принадлежала другому. Зиновию. И это, взятое вместе, тоже возбуждало. А то, что она принадлежит другому, не имело никакого значения, потому что все равно он, Виктор, главнее всех. Он альфа-самец в этом стаде. Поэтому все самки в округе могут быть его. Должны быть его.
Очень грубо, обеими руками, он развернул девчонку и прижал к дереву. Одной лапой сжал сзади за плечико и шейку, другой полез и стал расстегивать ее ремень, спускать с нее камуфляжные штаны, срывать трусики.
– Перестаньте! – взвизгнула она. – Что вы делаете?!
– Нравится не нравится, терпи, моя красавица! – прорычал он и еще сильнее сжал свою правую на ее шейке и ключице. Штанцы ее почти упали до колен.
Она изо всех сил дернулась и вырвалась из-под его железной лапы. Выкрикнула:
– Дурак! Что ты делаешь?! У меня СПИД!
Он только хохотнул:
– Дешевая отмазка! Ничего умнее не могла придумать?!
Он сшиб ее на землю. Она упала, лицом вперед, на четыре кости – коленки, локти. В прорехе полуспущенных камуфляжных штанов, под сбитыми в сторону кружевными трусами, блеснула белая, роскошная попа. От этого вожделение накатило еще сильнее – хотя казалось, круче уж некуда. Виктор навалился на нее сзади, прихватил рукою за шею, чтоб не сопротивлялась, не убежала.
– Я правду говорю, – простонала она. – У меня СПИД. Я заражу тебя!
– Хех, придумай что-нибудь веселее!
– Честно! Вот сам увидишь!
Пришлось заткнуть ей ладонью рот, чтоб не сбивала своими глупостями настрой. Другой рукой он попытался направить, оседлать ее. Она елозила тазом, не пускала, сопротивлялась. Пришлось сделать ей больно – дать как следует сзади под дых: «А ну-ка, смирно стой, гадина!» Она задохнулась, задрожала, и тогда он наконец проник. Внутри было влажно. Все они, бабы, сопротивляются, а сами хотят.
Он вошел. Овладел. Взял ее.
Со звериным рыком, впечатывая девушку в землю, он взнуздывал ее, и это было прекрасно. Пронзительный аромат лесного воздуха, ее пота, страха и духов, запах крови от недалеко убитой косули – все это создавало восхитительный коктейль, который врывался прямо в мозг и пьянил и щекотал сильнее любого наркотика. А потом взорвались огненные ракеты, и к нему добавился запах любви.
Виктор выдохнул и отвалился от нее. Перекатился на спину.
Над ними стояло высокое небо в переплетении сосновых лап. Девушка минуту лежала без движения лицом вниз. Потом поднялась, достала бумажный носовой платок, деловито стерла стекающую по бедру жидкость. Свернула платочек, выкинула в кусты. Сказала: «Я не придумывала и не шутила. Я и вправду ВИЧ-инфицирована. Теперь и вы можете заболеть».
Он рывком поднялся. Подтянул штаны, заправился. Сплюнул, сказал с сожалением: «Дура ты, дура. Все за свое. Зачем такой момент портить?!»
Взял ружье и пошел прочь, не оглядываясь.
И никакого продолжения их случайный секс не имел. Отношение босса к ней ничем не переменилось, ни на йоту – ни взглядом, ни словом или жестом.
Тем же вечером Виктор Валерьянович опять уединился с пышнотелой хозяйкой деревянного домика. Александра не удержалась, прогулялась неподалеку. Услышала из приоткрытого окна характерные вопли, подвывания, скрип кровати.
И когда на следующий день ехали обратно, шеф тоже ни разу не попробовал завести фривольный разговор. Коснуться коленки. А зачем ему – все уже получил, по полной программе.
Опять всю дорогу дрыхнул, ночью-то занят был.
Проснулся за пару километров до своего особняка. Буркнул:
– Машину завтра к моему офису подгонишь. Пока отдыхай. Скоро поручу вам с Зинкой… одно деликатное дело.
– Какое?
– Все узнаешь. В свое время.
– Я правду сказала, – пробормотала она.
– Ты о чем?
– Вчера. Насчет СПИДа. Поэтому сходите, проверьтесь. Инкубационный период три месяца.
Он разозлился не на шутку.
– Слушай, хватит, а?! По-моему, розыгрыш немного затянулся. Тебе обязательно все портить?!
Что ей оставалось делать? Только плечом дернуть: мол, не хотите, не верьте, вам же хуже.
Они въехали в ворота особняка.
Тонконогая красавица увидела – бросилась с порога навстречу, прямо в домашних туфельках. Повисла у Виктора Валерьяновича на шее. Тот позволил себя расцеловать, но быстро отстранил, велел:
– Сумку мою из багажника забери.
Девица радостно ринулась исполнять приказ.
А большой человек отправился к дому.
Не оглянулся.
А на следующий день Саша и Зиновий получили первое задание.
