— Чего? А… — Оранжевоголовый гордо оглядел
руку. — Я плавать люблю. В большой ванне. Вот и вырастил прошлым летом.
Мы потихоньку начали расслабляться. Ни пытать, ни убивать
нас никто не собирался. По крайней мере пока. Увешанный оружием зелено-белый
кротко улыбался, наблюдая за разговором. Потом сказал что-то непонятное.
Молодой оранжевоголовый так же непонятно ответил.
— Это не английский и не русский, — сказал Стас.
— И даже не древнеегипетский, — подтвердил я.
Между тем наши собеседники окончили короткое совещание, и
оранжевоголовый откашлялся.
— Давайте знакомиться, детишки, — сладким голосом
сказал он. — Я дядя Смолянин, младший майор космофлота Земли, переводчик.
— Земли? — ахнули мы с братом.
— А он, — Смолянин сделал жест в сторону
зелено-белого, — генерал-сержант Кубатай, командующий космофлотом, лицо
особо важное.
Выдержав короткую паузу, он добавил:
— На вид он — хитрый перец. Но душа у него добрая,
ребятишки.
— Где мы? — требовательно прервал его Стас.
— На окололунной орбите, — успокаивающе ответил
Смолянин.
— Ура, — неуверенно сказал Стас и прошипел в мою
сторону: «На Луну не похоже…» — Ура. А мы-то думали, что улетели в другую
звездную систему.
— Не, вы провалились в будущее, в две тысячи пятьсот
тридцатый год. Все в порядке.
Потребовалось секунд пять, чтобы улыбка облегчения сползла с
наших лиц. Стас, пораженный крахом своих гипотез, притих. А я спросил:
— Так это… то, в чем мы были… это не космический
корабль инопланетян?
— Нет, — слегка сочувственно ответил
Смолянин. — Это ихняя машина времени. Или не ихняя.
…Как рассказал генерал-сержант Кубатай (сам он по-русски
больше говорить не пытался, его переводил Смолянин), встретить нас со Стасом
было делом всей его жизни. Вообще-то не нас, как уточнил Кубатай, а машину
времени, в которой мы прилетели. И лишь попутно — спасти нас и доставить на
Землю.
Мне это уточнение не понравилось. Но Кубатай нашего мнения
не спросил, а, нахмурившись, посмотрел в пространство и тоскливо добавил:
— Теперь судьба хронопатрульной службы под вопросом…
Мы со Стасом не особенно много поняли. Но переспрашивать не
решились.
Снаружи, за открытым люком нашей машины времени, мелькали
какие-то люди в желтой форме и беретах на разноцветных волосах. С волосами
здесь явно не церемонились и перекрашивали их в любые цвета. Может быть даже,
их попросту красили под цвет рубашки. Во всяком случае, у Смолянина из-под
комбинезона выглядывала оранжевая футболка.
Кубатай предложил нам всем пройти в рубку крейсера «из этого
злополучного хроноскафа». Честно говоря, выходить нам было страшновато.
Все-таки мы с этим самым «хроноскафом» много чего вместе испытали. Но была одна
веская причина не отказываться. Стас не выдержал и спросил:
— Смолянин, а у вас на корабле туалет есть?
Наш переводчик наморщил лоб, явно вспоминая слово, и кивнул:
— Конечно, корешок.
И действительно, тут у них все оказалось в порядке. Но это
все-таки неприлично, и не буду описывать… Тьфу, опять это слово! В общем, все
было в порядке. Между делом я раздумывал о том, что сказал по дороге Смолянин:
оказывается, на Земле никаких стран уже давно нет, язык у всех — всеземной, и
экипаж в корабле — интернациональный. Здорово…
Но толком обдумать это светлое будущее человечества я не
смог, потому что в дверь туалета заскреблись, потом приоткрыли ее, и Смолянин
нетерпеливо крикнул в проем:
— Эй, малолетки! Шевелитесь чуть-чуть! Из-за вас
торжественную церемонию задерживают! Вся шобла ждет! Освобождайте толчки!
— И он у них — лучший переводчик?! — возмущался
Стас, выскакивая из своей кабинки как ошпаренный. — Он что, в зоне языку
учился?
— Он, наверное, про свою узкую область, русский язык,
прочел все, что смог, — предположил я. — И учил по всем словарям,
включая блатной, и по видюшным фильмам, и по книжкам дурацким…
Но когда мы увидели «торжественную церемонию», всякая охота
обсуждать проблемы языковедения у нас исчезла.
Вместе с экипажем мы выстроились возле огромного
экрана-иллюминатора, в который во всей своей красе была видна удаляющаяся
капсула нашего хроноскафа. А еще был виден ствол пушки, торчащий из-под
иллюминатора.
Генерал-сержант Кубатай коротко скомандовал, и один из
членов экипажа рванул какой-то рычаг. Ствол пушки дернулся, пол под нашими
ногами дрогнул, и на месте хроноскафа образовался яркий огненный шар. Через
мгновение он погас, и экипаж сорвал с голов желтые береты. Некоторые
всплакнули.
— А как же мы теперь?.. — начал Стас. Но я оборвал
его:
— Молчи. Может, наш хроноскаф — одноразовый? Может, у
них таких — тысяча?
— А если нет?
— Ну, тогда… Тогда… — Я не знал, что
сказать. — Тогда этот все равно уже не вернешь…
И мы растерянно переглянулись.
Глава 2
в которой все веселятся по секрету, а Стас объявляет себя
холостяком
Я не раз замечал, что комфорт — штука странная. Каждый его
понимает по-своему. Когда мы на шлюпке отчалили к Земле, то, вместо того чтобы
любоваться полетом, я, Стас и Смолянин впали в гипнотический сон. Пилотировать
шлюпку вызвался Кубатай, так как лично должен был отчитаться на Земле за
проделанную операцию. Он и объяснил нам через Смолянина, что теперь всякое
нудное ожидание — в дороге, в очереди или когда просто нечего делать — люди
проводят в гипносне. И в нем совсем не старятся.
— Очень клево, — с энтузиазмом сообщил нам
Смолянин, поправляя очки, которыми страшно гордился, будучи единственным
очкариком в мире. — Приходишь, например, к другу, а его дома нету. Входишь
в гостиную, и автоматически включается генератор гипносна. Просыпаешься, когда
друг уже вернулся домой. Вот только плохо, если его несколько дней нет. Гостей
много скапливается.
Мне это удобство не понравилось, и я сказал, устраиваясь на
откидной полке:
— Я бы, перед тем как в гости пойти, сначала по
телефону позвонил.
— По видеофону, — поправил меня Смолянин и
продолжил сокрушенно: — Не, не катит, у всех автоответчики есть. Звонишь — а
тебе говорят: заходи, дорогой.
— Ну я бы сразу определил, что это автомат, —
сказал я.
