Но где найти отдельный столик и кувшины с вином? Летом он увез бы Жанну за город, а в январе ему остается только Монмартр. Валентин заранее любит Холм, хотя толком не знает его – и потому тем же вечером предпринимает рекогносцировку. Он долго колеблется в выборе между четырьмя ресторанами на площади Тертр – Бускара, Шпильмана, «Мамашей Катериной» и «Кукушкой» – и в конце концов выбирает «Мамашу Катерину»: у Бускара и Шпильмана Валентину недостает местного колорита, а очаровательная «Кукушка» оказалась, увы, слишком дорогой.
В январе 1910 года площадь Тертр еще не захвачена элегантным Парижем, в ресторанах нет ни туристов, ни иностранцев – только местные. Валентин смотрит на них с трепетом и почтением, уверенный, что каждый – художник, ведущий вольную, веселую жизнь… ему видится, как они дымят трубками в своих мастерских и беседуют об искусстве…
В мечтах о грядущем вечере Валентин спускается с Холма. С удивлением замечает, что все часы в городе остановились и показывают 10:53 – будь он внимательней, он мог бы заметить это еще вчерашним вечером. Еще больше удивляет его то, что улица, где расположен пансион мадам Сижо, погружена во тьму: газовые фонари не горят, и в темноте Валентин сам не понимает, как оказывается почти по пояс в ледяной воде.
Первый этаж уже затоплен, жильцы эвакуировались в свободные комнаты второго и третьего. Валентин, живущий под самой крышей, чувствует себя в безопасности. Поднимаясь по лестнице, он слышит, как мадам Сижо бурчит:
– Последний раз такое было в 1870-м!
Со времен франко-прусской войны и Коммуны прошло почти сорок лет – мирных, безопасных, спокойных, – и сейчас, когда воды Сены заливают набережные Парижа, жителям не с чем сравнить разразившуюся катастрофу, кроме той давней осады.
Скинув мокрые брюки и кое-как разогрев печку, Валентин ныряет в кровать и засыпает счастливым сном влюбленного: ему снится Жанна и холм Монмартра, расцветающий всеми красками весны.
Вода прибывает всю ночь и весь следующий день – к понедельнику примыкающие к набережным улицы Парижа превращаются в каналы. Иногда проплывает лодка или плот, кое-как собранный из досок, ящиков или бочек: жильцы затопленных домов спасают самое необходимое.
Валентин стоит в толпе зевак на Аркольском мосту и, перегнувшись через перила, смотрит на грязную воду Сены – как будет смотреть через три года, на другом мосту, в этом же городе. Сильное течение утягивает под воду обломки стульев, кроватей, столов; они исчезают, чтобы потом вылететь из воды по ту сторону моста. Пустой бочонок подпрыгивает в воздух почти на метр – толпа встречает его аплодисментами. Царит оживление, люди перебегают с одной стороны моста на другую.
– Ставлю на софу против кресла! – кричит высокая худощавая дама в меховом боа.
Софа первая исчезает в водовороте, но под водой кресло вырывается вперед и выскакивает на поверхность на несколько мгновений раньше. Толпа подбадривает обломки мебели радостными криками, словно лошадей на ипподроме Лоншан. Из рук в руки переходят конфеты, мелкие купюры, в какой-то момент Валентин, кажется, замечает, что некто прячет в карман кольцо. Он с опаской озирается: все его деньги и документы с ним, во внутреннем кармане. После того как в его комнату вломились жильцы с затопленных нижних этажей, он боится оставлять там ценности.
Облокотясь о перила, стайка молодых людей, пересмеиваясь, обсуждают свежие новости. Юноша в коротком пиджаке говорит о реках, словно это друзья, приглашенные на вечеринку:
– К обеду мы ждем Йонну, Луару и Армакон.
– Не вижу ничего смешного, – буркает низенький парижанин в цилиндре и с тростью.
– Чем безумней – тем смешнее, – отвечает юноша. – Что может быть прекраснее Парижа, превратившегося в Венецию?
– В конце концов, потоп – единственный шанс на встречу зонтика и швейной машинки! – вторит его товарищ, показывая на борющийся с волнами колченогий стол, зацепившийся за обломок вывески, на котором можно разобрать буквы “-rie”.
– Это Божья кара, – отвечает коротышка. – Вода отомстила нам за воздух.
– Почему? – удивляется Валентин.
– Мы так рьяно штурмовали небеса, так гордились нашими воздухоплавателями – не ждали, что, покорив воздух, не сможем справиться с водой.
– Со всем бы мы справились, – говорит мужчина в синей блузе и каскетке, – просто всё разворовали. Были бы нормальные люки – канализация выдержала бы. Вы думаете, это река затопила Альфорвиль, Берси и Жавель? Если бы!
– Жавель затоплен? – спрашивает Валентин. Радостное возбуждение толпы теперь ему омерзительно.
– Да, уже два дня. Весь Сен-Сюльпис забит беженцами.
Всхлипы, причитания, детский плач. Запах пота, влаги, подгоревшей еды; страха, отчаяния, тревоги. Тихий шепот, бормотание, выкрики: Боже, Боже, Боже мой! Скорее проклятия, чем молитвы. Три сотни человек под сводами церкви спасают не свои души – свои тела. Дома, имущество, сбережения они спасти не смогли – все поглотила вода.
Валентин, поскальзываясь в промокших ботинках, идет между рядами матрасов, сваленных прямо на полу.
– Вы не из Жавеля? – спрашивает он хорошо одетую женщину.
Она качает головой. Слезы катятся по щекам.
– У меня больше нет дома, – говорит она, – мэрия послала меня сюда. Здесь мой дом.
Плачут даже мужчины.
– Моя жена, вы не видели мою жену? – причитает насквозь промокший работяга. – Когда я вернулся домой, там уже никого не было.
Валентин поднимается на хоры, где заняли места наиболее удачливые семьи. Здесь суше и теплее, кое-где стряпают, сковороды стоят на тлеющих углях.
– Да, мы из Жавеля, – говорит немолодой мужчина. Двое детей испуганно жмутся к нему, жена склонилась над сковородой – Валентин не видит ее лица.
– Вы не видели молодой девушки… ее зовут Жанна… она работает няней в Париже?
Мужчина пожимает плечами:
– Не знаю такой… мало ли их, которые в Париже нянями работают.
Он похабно ухмыляется, и Валентин отходит прочь. Молодая женщина окликает его:
– Милую свою ищешь? Так, может, она у своих хозяев отсиживается? У богатых-то небось сухо и тепло!
Валентин сбегает вниз. На стене церкви мускулистый Иаков, бросив меч, атакует ангела, обняв его борцовским захватом и пытаясь опрокинуть. Ангел выдерживает натиск Иакова без видимых усилий, равнодушно глядя вдаль. Из полумрака несется все тот же шепот: Боже, Боже, Боже…
Валентин пересекает Сену по мосту дез Ар. В самом деле, может быть, Жанна у своих хозяев, на Елисейских Полях? Как хорошо, что он узнал номер дома! Он легко найдет и… что он ей скажет? Да проще простого, скажет, что волновался, хотел узнать, что с ней, вот и всё!
На набережной Лувра полиция, солдаты и несколько десятков добровольцев укрепляют набережную мешками с песком, вывороченными булыжниками и деревянными обломками. Знакомый голос окликает Валентина:
