— Гарри! — Она взяла его за руки, в то время как он, опустив плечи, сидел на краю кровати. — Ну о чем ты говоришь? Я понимаю, ты подхватил какую-то инфекцию и чувствуешь себя не очень хорошо. Я знаю, стоит у тебя заболеть горлу — и ты уже считаешь, что наступил конец света. Но мы женаты всего восемь недель, а ты говоришь так, как будто к весне собираешься умереть. Да-да, и что я умру следом за тобой! Никогда не слышала подобных глупостей! Неделю назад ты плавал, занимался борьбой, катался на коньках, был полон жизни, что же вдруг так взволновало тебя?
И тогда он решил, что больше не в состоянии все от нее скрывать. Как бы то ни было, она была его женой и имела право узнать правду. Усадив Бренду рядом с собой он рассказал ей все, умолчав лишь о своем сне, о надгробных камнях, которые видел в нем, и, конечно же, о смерти Виктора Шукшина. Он сказал, что причиной его усиленных занятий спортом послужила необходимость подготовиться к возможной будущей работе, судя по всему, достаточно опасной. Ему пришлось в связи с этим упомянуть о британском отделе экстрасенсорики, но в подробности он вдаваться не стал. Достаточно, если она будет знать о том, что он не единственный человек, наделенный столь необычным даром, что таких, как он, много, что существуют за рубежом некие силы, борющиеся против свободного мира и тоже использующие подобных ему одаренных людей в своих целях. Частично будущая работа Гарри в организации заключается в том, чтобы, помешать врагам в достижении их целей. Его талант некроскопа послужит оружием против них. Так что перспективы на будущее в лучшем случае весьма... туманные... Его разговор о завещании связан в первую очередь с неуверенностью в будущем; он считает, что лучше предусмотреть любую возможность, любую неожиданность.
Рассказывая об этом Бренде, хотя и не вдаваясь в подробности, Гарри начал сомневаться в том, что поступает правильно. Возможно, он совершает ошибку, и было бы лучше, если бы Бренда ничего не знала. Он и сам не понимал, почему так поступил, — может, он доверил ей тайну, желая подготовить к... к чему именно? Или Бренда права в том, что он очень подавлен и ему необходимо разделить с кем-нибудь этот непомерный груз?
Или здесь замешано чувство вины? Перед ним открылся путь, которым он должен следовать. Погоня только началась, Шукшин стал первым, очень неуверенным, шагом по новой дороге. Нет ли у него ощущения, что своим выбором он ставит под угрозу жизнь Бренды? В эпитафии, которую он видел во сне, ничего не было сказано о связи смерти Бренды с его будущей работой. Да, она забеременела от него и вскоре должна родить, но каким образом то, что он должен будет делать, если выберет именно этот путь, может повлиять на чисто физиологический процесс рождения ребенка? И все-таки на периферии сознания неотступно преследующий внутренний голос говорил ему, что случится именно так.
Вот почему Гарри пришел к выводу, что рассказал Бренде правду в первую очередь из чувства вины, а также потому, что ему необходимо было с кем-нибудь поделиться — поведать обо всем другу. Проблема состояла лишь в том, что человека, на которого он пытался опереться, он сам же подвергал опасности, и сознание этого безмерно усиливало его чувство вины!
Эти мысли действовали на него так угнетающе, ему так сложно было до конца в них разобраться, что Гарри ощутил безмерную усталость и по окончании разговора молча откинулся на подушки, предоставив Бренде возможность самой все обдумать.
Как ни странно она восприняла его рассказ как нечто само собой разумеющееся, даже с заметным облегчением, и тут же попыталась объяснить ему, почему.
— Гарри, я, конечно, не такая умная, как ты, но я и не дурочка. Я чувствовала, что что-то не так, еще с тех самых пор, когда ты мне сказал, что пишешь новый рассказ — о некроскопе. Я чувствовала, что ты сказал мне далеко не все, но боялся раскрыться до конца. К тому же однажды в Хардене ко мне подошел мистер Ханнант и стал расспрашивать о тебе. Из разговора с ним я поняла, что он тоже считает, что с тобой происходит нечто странное...
— Ханнант? — подозрительно нахмурился Гарри. — О чем он?..
— О, ни о чем особенном. Думаю, что он просто беспокоился о тебе. Гарри, я слышала, как ты разговаривал во сне со своей мамой, и роняла, что ты действительно разговариваешь с ней, вы вели с ней настоящую беседу! И было еще много всяких моментов. Например, твоя писательская работа. Я имею в виду, каким образом ты вдруг стал прекрасным писателем? Я читала твои рассказы, Гарри — на самом деле в них нет тебя! О, они великолепны, но в действительности ты не такой! Ты настоящий, вполне обыкновенный молодой человек. Я очень люблю тебя, Гарри, очень люблю, но меня не так легко одурачить. А твое плавание, катание на коньках, занятия дзюдо? Неужели ты думал, что я и впрямь считаю тебя суперменом? Да мне гораздо легче поверить в то, что ты некроскоп! Для меня таким облегчением стало узнать наконец правду. И я очень рада, что ты мне все рассказал...
Гарри удивленно покачал головой. Она говорила об этом так невозмутимо спокойно. Наконец он сказал:
— Но я поведал тебе далеко не все, любовь моя.
— Знаю, — ответила Бренда. — Конечно, не все. Если ты станешь работать на благо своей страны, вполне естественно, что многое тебе придется держать в секрете — даже от меня. Я все понимаю, Гарри.
Гарри вдруг ощутил, что с плеч его свалилась огромная тяжесть. Он глубоко вздохнул и поудобнее устроился на подушках.
— Бренда, я очень устал, — зевая, произнес он. — Я бы с удовольствием поспал еще. Завтра я собираюсь поехать в Лондон.
— Хорошо, любовь моя, — Бренда наклонилась и поцеловала его в лоб. — И не волнуйся, пожалуйста, я больше никогда ни" о чем не буду тебя спрашивать.
Гарри проспал до глубокого вечера, потом встал и поужинал. Около восьми часов вечера они вышли прогуляться на часок — подышать холодным чистым воздухом. Наконец Бренде стало холодно, они вернулись домой, приняли горячий душ, а после него занялись любовью. В конце концов оба крепко уснули и проспали до утра.
Так закончился самый бездеятельный день в жизни Гарри. Позднее он вспоминал о нем, как о наиболее свободном, беспечном дне.
* * *
В задумчивости сэр Кинан Гормли покинул штаб-квартиру организации, спустился на лифте в крошечный холл и вышел в холодную лондонскую ночь. У него в последнее время имелось много поводов для беспокойства, далеко не последним из которых был Гарри Киф. Проблема состояла в том, что Киф до сих пор не связался с ним, а с каждым днем Гормли все сильнее ощущал свинцовый груз времени. Было около девяти часов, вечера, когда сэр Кинан Гормли шел по улице, направляясь в сторону станции метро в Вестминстере. В это же время в двухстах двадцати пяти милях от Лондона Гарри Киф занимался любовью со своей молодой женой.
Гормли волновали как минимум две проблемы. Во-первых, его заместитель постоянно спрашивал о том, как он себя чувствует. На это было бы глупо обращать внимание, если бы не тот факт, что заместителем у Гормли был не кто иной, как Алек Кайл. Тот самый Алек Кайл который обладал не вызывающей ни у кого сомнений способностью предвидеть будущее. Кайл был провидцем! И его беспокойство по поводу здоровья шефа в последние неделю или десять дней было совершенно очевидным, как бы он ни старался его скрыть. Гормли знал, что, если бы Кайлу было известно что-либо конкретное, он бы обязательно сказал ему об этом. Поэтому сам Гормли ни о чем Алека не спрашивал, но тем не менее его это беспокоило:
